А.Н.Леонтьев

О ФОРМИРОВАНИИ СПОСОБНОСТЕЙ¹

 

Необходимо с самого начала четко различать у че­ловека два ряда способностей: во-первых, способности природные, или естественные, в основе своей биологи­ческие, а во-вторых, способности специфически челове­ческие, которые имеют общественно-историческое про­исхождение.

Под способностями первого рода я разумею такие способности, как способность быстро образовывать и дифференцировать условные связи, или противостоять воздействиям отрицательных раздражителей, или даже способность анализа, например, звуковых сигналов и т.п. Многие из этих способностей являются общими у человека и у высших животных. Хотя такого рода способности непосредственно связаны с врожденными задатками, они нетождественны задаткам.

По общепринятому определению, предложенному у нас Б.М.Тепловым, задатки-

это врожденные анатомо-физиологические особенности. Это особенности, которые представляют собой лишь одно из условий тех или иных способностей, а именно условие внутреннее, лежащее в самом субъекте. Таким образом, задатки вообще не психологическая категория (Теплов, 1941).

Другое дело — способности, в том числе способности, названные мной природными. Это не сами задатки, а то, что формируется на их основе. Широко принятое опре­деление способностей состоит в том, что это свойства индивида, ансамбль которых обусловливает успешность выполнения определенной деятельности. Имеются в виду свойства, которые развиваются онтогенетически, в са­мой деятельности и, следовательно, в зависимости от внешних условий.

В качестве примера естественных способностей выше приведена способность быстрого образования условных связей. Конечно, у каждого нормального человека, как и у животных, имеются необходимые для этого анатомо-физиологические условия. Хорошо, однако, известен следующий факт: у животных, которые имеют большой «лабораторный опыт», выработка искусственных услов­ных рефлексов и дифференцировок идет быстрее, чем у животных, не имеющих такого опыта. Значит, в ходе приобретения животными лабораторного опыта что-то изменяется в его возможностях, возникают какие-то внутренние изменения — животное приобретает способ­ность более успешного решения лабораторных задач (Леонтьев, Бобнева, 1953).

То же отмечается и в том случае, когда речь идет о врожденных типологических особенностях нервной системы. Они также могут выступать в развитии не вполне однозначно: достаточно сослаться на часто цитируемые факты, характеризующие животных, воспи­танных в обычных условиях, и животных с «тюремным воспитанием». Наконец, это положение остается спра­ведливым и в том случае, когда мы обращаемся к раз­витию сенсорных способностей. Разве принципиально не об этом же свидетельствуют даже такие грубые фак­ты, как например, полученные в известных старых опы­тах Бергера?

Итак, уже анализ простейших фактов указывает на необходимость сохранить и по отношению к природным способностям различие задатков и собственно способ­ностей.

От естественных способностей необходимо ясно отли­чать способности второго рода, которые я назвал спе­цифически человеческими. Таковы, например, способ­ности речевые, музыкальные, конструкторские и т. п. Это приходится специально подчеркивать, потому что принципиальное своеобразие специфически человече­ских способностей все еще не выявлено достаточно.

В чем же состоит различие специфически человеческих способностей  и свойственных человеку естественных способностей с точки  зрения  их  происхождений и условий формирования?

Рассмотрим с этой стороны прежде всего способно­сти естественные, элементарные. Они формируются на основе врожденных задатков в ходе развития процес­сов деятельности, в том числе процессов изучения, даю­щих помимо образования связей, умений, навыков так­же определенный «формальный» результат, а именно изменение тех внутренних предпосылок или условий, от которых зависят дальнейшие возможности осуществления деятельности. Словом, их развитие идет в силу как бы «вовлеченности» задатков (или уже изменив­шихся в развитии внутренних условий) в деятельность и, как об этом говорится в тезисе доклада С.Л.Рубин­штейна, происходит по спирали (Рубинштейн, 1959).

Совершенно очевидно, что описанный процесс есть реальный процесс, характеризующий развитие способ­ностей человека; аналогичный процесс существует и у животных, у которых в ходе онтогенетического разви­тия также изменяются внутренние условия поведения.

Главный вопрос состоит, однако, в том, распростра­няется ли сказанное о развитии способностей на все способности человека, оно имеет применительно к чело­веку лишь ограниченное значение и не исчерпывает существенных особенностей природы в формировании специфических для человека способностей, т.е. таких, которые присущи исключительно человеку и которые, говоря о способностях человека, мы обычно имеем в виду.

Специфически человеческие способности имеют дру­гое происхождение, формируются существенно иначе, чем естественные способности, и, следовательно, имеют другую, как иногда говорят, детерминацию.

Сказанное необходимо вытекает из анализа процес­са общественно-исторического развития человеческих способностей.

Можно признать научно установленным, что с мо­мента появления человека современного типа процесс собственно морфогенеза останавливается. Это значит, что дальнейшее развитие человека происходит уже не в силу морфологического закрепления, действия от­бора и наследственной передачи медленно накапливаю­щихся в поколениях изменений его природы, т.е. его наследственности; что хотя действие законов биологической изменчивости и наследственности продолжается, однако эти законы перестают теперь обслуживать про­цесс исторического развития человечества и человека, ине они управляют им. Процесс развития с этого момента начинает управляться новыми законами — законами общественно-историческими, которые распространяются как на развитие общества, так и на развитие образующих его индивидов. Иначе говоря, в отличие от предшествующего периода — периода становления человека, действие общественно-исторических законов уже не ограничено теперь успехами его морфологическогоразвития, и эти законы получают полный простор для своего проявления.

Это составляет пункт, который является узловым для всей проблемы и который должен быть уяснен до конца. Речь идет о следующей альтернативе: либо, в отличие от сказанного, принимается, что приобретения человека в процессе общественно-исторического развития (такие, как, например, речевой слух, орудийные действия или теоретическое мышление) закрепляются и передаются наследственно в форме соответствующих задатков и что, следовательно, люди существенно отличаются друг от друга по задаткам, непосредственно выражающим эти исторические приобретения человечества; либо принимается положение, что, хотя задатки, т.е. анатомо-физиологические особенности людей, не равны (что создает также и неравенство их естест­венных способностей), они не фиксируют и непосред­ственно не несут в себе таких способностей, которые отвечают специфическим историческим приобретениям людей, и что, следовательно, способности этого рода могут воспроизводиться только в порядке их онтогене­тического формирования, т.е. в качестве прижизненных новообразований.

Что касается первого из указанных положений, то, несмотря на предпринимавшиеся бесчисленные попытки дать его научное обоснование, оно остается недоказан­ным, так как его аргументация, в частности, фактиче­скими данными специальных исследований неизменно оказывается мнимой, достаточно сослаться, например, на исследование Ф.Майла, полностью разоблачавшее гистологические данные Р.Бина, якобы свидетельству­ющие о наличии гистологических различий в структуре коры у представителей белой и черной расы, или на установленное принципиально одинаковое распределение показателей «интеллектуальных коэффициентов» родных и приемных детей в разных по своему социаль­ному положению семьях, что, по существу, опрокиды­вает представление о существовании прямой связи этих коэффициентов с наследственными особенностями.

Но дело не только в научной недоказанности поло­жения о том, что достижения общественно-историче­ского развития фиксируются наследственно. Главное в том, что это положение логически необходимо приво­дит к допущению дифференциации людей по их врож­денным задаткам на «примитивных», с одной стороны, и «сверхлюдей» — с другой, что оно решительно опро­вергается практикой происходящих на наших глазах гигантских сдвигов в уровне духовного развития целых народов, когда страны прежде почти сплошной негра­мотности на протяжении кратчайшего исторического от­резка превращаются в страны передовой культуры с многочисленной интеллигенцией и когда вместе с тем полностью стираются в этом отношении внутрирассовые и внутринациональные различия, якобы фатально предназначающие одних для физического, а других — для профессий, требующих так называемых «высших» спо­собностей.

Другое противоположное положение исходит из того, что преемственность в историческом развитии че­ловека не определяется действием биологической наследственности, а осуществляется благодаря возникаю­щей только в человеческом обществе особой форме передачи достижений предшествующих поколений последующим поколениям.

Дело в том, что достижения эти фиксируются не в морфологических изменениях, далее передаваемых потомству, а в объективных продуктах человеческой деятельности — материальных и идеальных, — в форме творений человека: в орудиях, в материальной промыш­ленности, в языке (в системе понятий, в науке) и в тво­рениях искусства.

За всеми этими творениями людей, начиная от первого созданного человеческой рукой орудия до новейшей техники, от примитивного слова до современных высокоразвитых языков, лежит совокупный труд конкретных людей, их материальная и духовная деятельность, кото­рая приобретает в своем продукте форму предметности. Но это значит, что и то, что проявляется в деятельности человека, т.е. его существенные свойства, способности, воплощается в продукте.

... С другой стороны, развиваясь в обществе, каждый отдельный человек встречается с миром, преобразован­ным и созданным деятельностью предшествующих поко­лений, с миром, воплотившим в себе достижения обще­ственно-исторического развития человеческих способ­ностей.

Но человек не просто «стоит» перед этим миром, а должен жить, действовать в нем, он должен применять орудия и инструменты, пользоваться языком и логикой, выработанными общественной практикой; наконец, он не остается равнодушным к творениям искусства и всту­пает в эстетическое отношение с ними.

Он, однако, не обладает готовыми задатками к тому, чтобы например, говорить на определенном языке или усматривать геометрические отношения. Хотя он, конеч­но, наделен задатками, но лишь задатками к способно­стям, которые я назвал естественными; задатки эти как бы «безлики» по отношению к исторически возник­шим видам человеческой деятельности, т. е. они не явля­ются специфическими для них. Они находятся в прин­ципиально другом отношении к возможности развития способностей осуществлять эти специфически человече­ские деятельности, чем то отношение, в котором они стоят к способностям первого рода, проявляясь в них непосредственно.

Способности человека к общественно-исторически сложившимся формам деятельности, т.е. его специфи­чески человеческие способности, представляют собой подлинные новообразования, формирующиеся в его ин­дивидуальном развитии, а не выявление и видоизмене­ние того, что заложено в нем наследственностью. В этом и состоит главная особенность способностей, специфи­ческих для человека, способностей, которые имеют об­щественно-историческое происхождение, общественную природу.

Формирование специфически человеческих способно­стей представляет собой процесс очень сложный, на ко­тором необходимо остановиться специально.

Развитие этих способностей у отдельного индивида происходит в процессе овладения им (присвоения им) того, что создано человечеством в его историческом развитии, что создано обществом ...

Хочу подчеркнуть, что процесс усвоения или присво­ения нельзя смешивать с процессом приобретения инди­видуального опыта, что различие между ними является совершенно принципиальным.

Процесс приобретения индивидуального опыта есть, как известно, результат приспособления индивида к из­менчивым условиям среды на основе врожденного, унаследованного им видового опыта, опыта, выражающего природу его вида, процесс этот свойствен всему жи­вотному миру.

В противоположность этому процесс присвоения, ко­торого вовсе не существует у животных, есть процесс приобретения человеком видового опыта, но только не филогенетического опыта своих животных предков, а человеческого видового опыта, т.е. общественно-истори­ческого опыта предшествующих поколений людей. Это лежит не в наследственной организации человека, не внутри, а вовне — во внешнем объективном мире, в ок­ружающих человека человеческих предметах и явле­ниях. Этот мир — мир промышленности, наук и ис­кусств— выражает в себе подлинно человеческую при­роду, итог ее общественно-исторического преобразова­ния; он и несет в себе человеку — человеческое.

Овладение этим миром, присвоение его человеком и есть процесс, в результате которого воплощенные во внешней форме высшие человеческие способности ста­новятся внутренним достоянием его личности, его спо­собностями, подлинными «органами его индивидуаль­ности».

Мысль об особом характере психического развития человека как процесса, в основе которого лежит пере­дача и усвоение индивидами того, что было накоплено предшествующими поколениями, все более широко при­нимается в психологии.

В чем же состоит сам процесс присвоения отдель­ными людьми достижений развития человеческого об­щества, воплощенных, кристаллизованных в объектив­ных продуктах коллективной деятельности, — процесс, который одновременно является процессом формирова­ния специфически человеческих способностей?

Во-первых, нужно подчеркнуть, что это всегда актив­ный со стороны субъекта процесс. Чтобы овладеть про­дуктом человеческой деятельности, нужно осуществить деятельность, адекватную той, которая воплощена в дан­ном продукте.

Во-вторых, это процесс, взятый не со стороны только так называемого «материального» его результата, а прежде всего со стороны его «формального» эффекта, т.е. процесс, создающий новые предпосылки для даль­нейшего развития деятельности, создающий новую спо­собность, или функцию. Поэтому, когда, например, мы говорим, что маленький ребенок впервые овладел ка­ким-нибудь орудием, то это значит, что в процессе его деятельности у него сформировалась способность осу­ществлять орудийные операции.

Однако способность к этим операциям не может сформироваться у ребенка под влиянием самого орудия. Хотя эти операции объективно воплощены в орудии, для ребенка, субъективно, они только заданы в нем. Они открываются ему лишь в силу того, что его отно­шения к предметному миру опосредствованы его отно­шениями к людям. Взрослые показывают ребенку спо­соб действия с орудием, помогают ему адекватно употреблять его, т.е. строят у него орудийные операции. Этим — если иметь в виду ранние этапы развития — они перестраивают как бы самую логику движений ре­бенка и создают у него в качестве новообразования спо­собность к орудийным действиям.

Не иначе, конечно, обстоит дело и в том случае, когда перед ребенком стоит задача овладеть словом, понятием, знанием, т.е. явлениями идеальными.

Замечу, кстати, что реализация процесса присвоения составляет ту функцию человеческого обучения, которая качественно отличает его от обучения животных, единственная функция которого есть приспособление.

Необходимо сделать еще одно замечание в связи с вопросом о соотношении между задатками и естествен­ными способностями, с одной стороны, и высшими, спе­цифически человеческими способностями — с другой. Выше сказано, что первые являются как бы «безликими» по отношению ко вторым. Это значит, что, хотя они и составляют обязательное условие развития высших, спе­цифически человеческих способностей, они положитель­но не определяют их содержания. Например, для раз­вития речевого слуха необходимо, конечно, наличие из­вестных задатков; однако сформируется ли у ребенка необходимая для восприятия речи способность специфи­ческого тембрового анализа звуков, определяется не непосредственно этими задатками, а характером языка, которым данный ребенок овладевает, что же касается роли самих задатков, то они обусловливают лишь неко­торые индивидуальные особенности как хода самого процесса формирования данной способности, так и его конечного продукта. При этом выявляются широчайшие возможности так называемой моносистемной компен­сации, так что одна и та же специфическая способность может иметь в качестве своей естественной основы раз­ные ансамбли задатков и соответствующих им естест­венных способностей.

Все эти положения определяют, однако, только са­мый общий подход к проблеме формирования специфи­чески человеческих способностей. Реализация же этого подхода в исследовании наталкивается на довольно серьезные затруднения и ставит ряд вопросов, нуждаю­щихся в конкретной разработке.

Одним из важнейших вопросов, требующих специ­ального исследования, является вопрос о природе кон­кретных механизмов, которые составляют основу спо­собностей, развивающихся у человека в порядке при­жизненно складывающихся новообразований.

Вопрос этот возникает из следующей контроверзы. С одной стороны, как было сказано, специфически чело­веческие способности не передаются в порядке действия биологической наследственности, т. е. в форме задатков. С другой стороны, невозможно, конечно, допустить су­ществование таких способностей, которые не имели бы своего материального субстрата, своего органа. Ведь способность есть свойство, готовое к проявлению, к функционированию.

Но тогда спрашивается, что же именно функциони­рует, когда речь идет о специфически человеческих спо­собностях, не имеющих своей специальной и прямой основы во врожденных морфологических органах — задатках?

Решение этого сложного вопроса было подготовлено успехами развития физиологии высшей нервной деятель­ности (В первую очередь я имею в виду классические работы И.П.Павлова и его школы, а также работы А.А.Ухтомского). Оно было подготовлено и многими психологическими исследованиями, посвященными фор­мированию и строению высших психических функций человека.

Принципиальный ответ на этот вопрос состоит в том, что в процессе формирования у человека деятельности, адекватной предметам и явлениям, воплощающим чело­веческие способности, у него прижизненно формируются также и способные осуществлять эту деятельность функ­циональные мозговые органы, представляющие собой устойчивые рефлекторные объединения или системы, которым свойственны новые специальные отправления.

Хотя возможность прижизненного формирования функциональных мозговых органов мы находим уже у высших животных, однако только у человека они впер­вые становятся реализующими подлинные новообразо­вания, а их формирование становится важнейшим прин­ципом онтогенетического развития.

Чтобы экспериментально проследить формирование механизмов специфически человеческих способностей и изучить их строение, мы последние годы занимались у нас в лаборатории исследованием специфически чело­веческого слуха. Мы рассуждали при этом так. Человек живет в мире звуков, созданных людьми — в мире му­зыки, в мире слышимой речи. У него вырабатывается поэтому особый человеческий слух, т.е. способность анализировать специфические особенности этого — чело­веческого— мира звуков.

Я не буду останавливаться на деталях и перейду прямо к важнейшим результатам, которые мы получили. Оказалось, во-первых, что интересовавшие нас звуковысотные различительные пороги у этих испытуемых резко упали. Во-вторых, мы получили явление переноса на звуки другого тембра. Наконец, в-третьих, громкое пропевание сравниваемых звуков стало естественно уступать свое место пропеванию «про себя» с несомнен­ной тенденцией к образованию внутреннего, мысленного «представления», по выражению Б.М.Теплова (Теплов, 1947), высоты звуков, т.е. той именно способности, которая и является необходимым условием музыкальной деятельности.

Нам, таким образом, удалось увидеть в лаборатории, в условиях точных записей и измерений рождение, фор­мирование подлинного новообразования, подлинно новой для данных испытуемых способности, в основе которой лежал новый фундаментальный механизм анализа ос­новной высоты сложных разнотембровых звуков.

Вместе с тем мы убедились в том, что эту способ­ность в случаях, когда она стихийно, сама собой не сформировывалась, можно активно строить.

Сказанное выше, разумеется, не исчерпывает проб­лемы способностей. Вместе с тем я думаю, что выдви­нутое мной положение об особой природе и особом про­цессе формирования специфических способностей чело­века как прижизненно складывающихся образований имеет не только общее, отвлеченное значение, но и поз­воляет ориентировать конкретные исследования в этой труднейшей области.

Речь идет о том, чтобы не ограничиваться анализом готовых, уже сложившихся способностей или описанием процесса их онтогенетического развития в условиях, когда соответствующая способность уже фактически определилась, а вести исследование дальше, экспери­ментально изучая механизмы их формирования.

Именно исследованиям, идущим по этому пути, по-видимому, и будет принадлежать последнее слово в спорных вопросах проблемы высших человеческих спо­собностей.