Михаил Юрьевич Лермонтов (1814 – 1841)

 

Предсказание

 

Настанет год, России черный год,

Когда царей корона упадет;

Забудет чернь к ним прежнюю любовь,

И пища многих будет смерть и кровь;

Когда детей, когда невинных жен

Низвергнутый не защитит закон;

Когда чума от смрадных, мертвых тел

Начнет бродить среди печальных сел,

Чтобы платком из хижин вызывать,

И станет глад сей бедный край терзать;

И зарево окрасит волны рек:

В тот день явится мощный человек,

И ты его узнаешь – и поймешь,

Зачем в руке его булатный нож;

И горе для тебя!– твой плач, твой стон

Ему тогда покажется смешон;

И будет все ужасно, мрачно в нем,

Как плащ его с возвышенным челом.

1830

 

*** Нет, я не Байрон, я другой, Еще неведомый избранник, Как он, гонимый миром странник, Но только с русскою душой. Я раньше начал, кончу ране, Мой ум немного совершит; В душе моей, как в океане,	Надежд разбитых груз лежит. Кто может, океан угрюмый, Твои изведать тайны? Кто Толпе мои расскажет думы? Я – или бог – или никто!   1832
Парус   Белеет парус одинокой В тумане моря голубом!.. Что ищет он в стране далекой? Что кинул он в краю родном?..                                                                 Играют волны – ветер свищет, И мачта гнется и скрыпит... Увы! он счастия не ищет И не от счастия бежит!   Под ним струя светлей лазури, Над ним луч солнца золотой... А он, мятежный, просит бури, Как будто в бурях есть покой!   1832 Бородино   – Скажи-ка, дядя, ведь не даром Москва, спаленная пожаром,      Французу отдана? Ведь были ж схватки боевые, Да, говорят, еще какие! Недаром помнит вся Россия        Про день Бородина!   – Да, были люди в наше время, Не то, что нынешнее племя:        Богатыри – не вы! Плохая им досталась доля: Немногие вернулись с поля... Не будь на то господня воля,        Не отдали б Москвы!   Мы долго молча отступали, Досадно было, боя ждали,        Ворчали старики: «Что ж мы? на зимние квартиры? Не смеют, что ли, командиры Чужие изорвать мундиры        О русские штыки?»   И вот нашли большое поле: Есть разгуляться где на воле!        Построили редут. У наших ушки на макушке! Чуть утро осветило пушки И леса синие верхушки –         Французы тут как тут.   Забил заряд я в пушку туго И думал: угощу я друга!          Постой-ка, брат мусью! Что тут хитрить, пожалуй к бою; Уж мы пойдем ломить стеною, Уж постоим мы головою           За родину свою!	Два дня мы были в перестрелке. Что толку в этакой безделке?           Мы ждали третий день. Повсюду стали слышны речи: «Пора добраться до картечи!» И вот на поле грозной сечи          Ночная пала тень.   Прилег вздремнуть я у лафета, И слышно было до рассвета,           Как ликовал француз. Но тих был наш бивак открытый: Кто кивер чистил весь избитый, Кто штык точил, ворча сердито,           Кусая длинный ус.   И только небо засветилось, Все шумно вдруг зашевелилось,           Сверкнул за строем строй. Полковник наш рожден был хватом: Слуга царю, отец солдатам... Да, жаль его: сражен булатом,           Он спит в земле сырой.   И молвил он, сверкнув очами: «Ребята! не Москва ль за нами?           Умремте же под Москвой, Как наши братья умирали!» И умереть мы обещали, И клятву верности сдержали           Мы в Бородинский бой.   Ну ж был денек! Сквозь дым летучий Французы двинулись, как тучи,           И всё на наш редут. Уланы с пестрыми значками, Драгуны с конскими хвостами, Все промелькнули перед нам,           Все побывали тут.   Вам не видать таких сражений!.. Носились знамена, как тени,           В дыму огонь блестел, Звучал булат, картечь визжала, Рука бойцов колоть устала, И ядрам пролетать мешала           Гора кровавых тел.   Изведал враг в тот день немало, Что значит русский бой удалый,          Наш рукопашный бой!.. Земля тряслась – как наши груди, Смешались в кучу кони, люди, И залпы тысячи орудий          Слились в протяжный вой...   Вот смерклось. Были все готовы Заутра бой затеять новый          И до конца стоять...
Вот затрещали барабаны – И отступили бусурманы. Тогда считать мы стали раны,           Товарищей считать.   Да, были люди в наше время, Могучее, лихое племя:           Богатыри – не вы. Плохая им досталась доля: Немногие вернулись с поля. Когда б на то не божья воля,           Не отдали б Москвы! 1837

 

Смерть поэта

 

Погиб Поэт! – невольник чести –

Пал, оклеветанный молвой,

С свинцом в груди и жаждой мести,

Поникнув гордой головой!..

Не вынесла душа поэта

Позора мелочных обид,

Восстал он против мнений света

Один, как прежде... и убит!

Убит!.. К чему теперь рыданья,

Пустых похвал ненужный хор

И жалкий лепет оправданья?

Судьбы свершился приговор!

Не вы ль сперва так злобно гнали

Его свободный, смелый дар

И для потехи раздували

Чуть затаившийся пожар?

Что ж? веселитесь... Он мучений

Последних вынести не мог:

Угас, как светоч, дивный гений,

Увял торжественный венок.

 

Его убийца хладнокровно

Навел удар... спасенья нет:

Пустое сердце бьется ровно,

В руке не дрогнул пистолет.

И что за диво?... издалека,

Подобный сотням беглецов,

На ловлю счастья и чинов

Заброшен к нам по воле рока;

Смеясь, он дерзко презирал

Земли чужой язык и нравы;

Не мог щадить он нашей славы;

Не мог понять в сей миг кровавый,

На что он руку поднимал!..

 

И он убит – и взят могилой,

Как тот певец, неведомый, но милый,

Добыча ревности глухой,

Воспетый им с такою чудной силой,

Сраженный, как и он, безжалостной рукой.

 

Зачем от мирных нег и дружбы простодушной

Вступил он в этот свет завистливый и душный

Для сердца вольного и пламенных страстей?

Зачем он руку дал клеветникам ничтожным,

Зачем поверил он словам и ласкам ложным,

Он, с юных лет постигнувший людей?..

 

И прежний сняв венок – они венец терновый,

Увитый лаврами, надели на него:

Но иглы тайные сурово

Язвили славное чело;

Отравлены его последние мгновенья

Коварным шепотом насмешливых невежд,

И умер он – с напрасной жаждой мщенья,

С досадой тайною обманутых надежд.

Замолкли звуки чудных песен,

Не раздаваться им опять:

Приют певца угрюм и тесен,

И на устах его печать.

_____________________

 

А вы, надменные потомки

Известной подлостью прославленных отцов,

Пятою рабскою поправшие обломки

Игрою счастия обиженных родов!

Вы, жадною толпой стоящие у трона,

Свободы, Гения и Славы палачи!

Таитесь вы под сению закона,

Пред вами суд и правда – всё молчи!..

Но есть и божий суд, наперсники разврата!

Есть грозный суд: он ждет;

Он не доступен звону злата,

И мысли, и дела он знает наперед.

Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:

Оно вам не поможет вновь,

И вы не смоете всей вашей черной кровью

Поэта праведную кровь!

1837

Узник

 

Отворите мне темницу, Дайте мне сиянье дня, Черноглазую девицу, Черногривого коня. Я красавицу младую Прежде сладко поцелую, На коня потом вскочу, В степь, как ветер, улечу.   Но окно тюрьмы высоко, Дверь тяжелая с замком; Черноокая далеко, В пышном тереме своем;

Добрый конь в зеленом поле Без узды, один, по воле Скачет, весел и игрив, Хвост по ветру распустив...   Одинок я – нет отрады: Стены голые кругом, Тускло светит луч лампады Умирающим огнем; Только слышно: за дверями Звучно-мерными шагами Ходит в тишине ночной Безответный часовой. 1837

 

Дума

 

Печально я гляжу на наше поколенье!

Его грядущее – иль пусто, иль темно,

Меж тем, под бременем познанья и сомненья,

         В бездействии состарится оно.

         Богаты мы, едва из колыбели,

Ошибками отцов и поздним их умом,

И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели,

                  Как пир на празднике чужом.

         К добру и злу постыдно равнодушны,

В начале поприща мы вянем без борьбы;

Перед опасностью позорно малодушны

И перед властию – презренные рабы.

          Так тощий плод, до времени созрелый,

Ни вкуса нашего не радуя, ни глаз,

Висит между цветов, пришлец осиротелый,

И час их красоты – его паденья час!

 

Мы иссушили ум наукою бесплодной,

Тая завистливо от ближних и друзей

Надежды лучшие и голос благородный

           Неверием осмеянных страстей.

Едва касались мы до чаши наслажденья,

          Но юных сил мы тем не сберегли;

Из каждой радости, бояся пресыщенья,

          Мы лучший сок навеки извлекли.

 

Мечты поэзии, создания искусства

Восторгом сладостным наш ум не шевелят;

Мы жадно бережем в груди остаток чувства –

Зарытый скупостью и бесполезный клад.

И ненавидим мы, и любим мы случайно,

Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,

И царствует в душе какой-то холод тайный,

            Когда огонь кипит в крови.

И предков скучны нам роскошные забавы,

Их добросовестный, ребяческий разврат;

И к гробу мы спешим без счастья и без славы,

           Глядя насмешливо назад.

 

Толпой угрюмою и скоро позабытой

Над миром мы пройдем без шума и следа,

Не бросивши векам ни мысли плодовитой,

          Ни гением начатого труда.

И прах наш, с строгостью судьи и гражданина,

Потомок оскорбит презрительным стихом,

Насмешкой горькою обманутого сына

           Над промотавшимся отцом. 

1838

 

Поэт

 

Отделкой золотой блистает мой кинжал,

        Клинок надежный, без порока;

Булат его хранит таинственный закал –

        Наследье бранного востока.

 

Наезднику в горах служил он много лет,

        Не зная платы за услугу;

Не по одной груди провел он страшный след

        И не одну прорвал кольчугу.

 

Забавы он делил послушнее раба,

        Звенел в ответ речам обидным.

В те дни была б ему богатая резьба

        Нарядом чуждым и постыдным.

 

Он взят за Тереком отважным казаком

        На хладном трупе господина,

И долго он лежал заброшенный потом

       В походной лавке армянина.

 

Теперь родных ножон, избитых на войне,

       Лишен героя спутник бедный,

Игрушкой золотой он блещет на стене –

      Увы, бесславный и безвредный!

 

Никто привычною, заботливой рукой

      Его не чистит, не ласкает,

И надписи его, молясь перед зарей,

      Никто с усердьем не читает...

 

В наш век изнеженный не так ли ты, поэт,

     Свое утратил назначенье,

На злато променяв ту власть, которой свет

     Внимал в немом благоговенье?

 

Бывало, мерный звук твоих могучих слов

     Воспламенял бойца для битвы,

Он нужен был толпе, как чаша для пиров,

     Как фимиам в часы молитвы.

 

Твой стих, как божий дух, носился над толпой

      И, отзыв мыслей благородных,

Звучал, как колокол на башне вечевой

      Во дни торжеств и бед народных.

 

Но скучен нам простой и гордый твой язык,

      Нас тешат блёстки и обманы;

Как ветхая краса, наш ветхий мир привык

      Морщины прятать под румяны...

 

Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк!

      Иль никогда, на голос мщенья,

Из золотых ножон не вырвешь свой клинок,

      Покрытый ржавчиной презренья?.. 

1838

 

Не верь себе

 

Не верь, не верь себе, мечтатель молодой,

      Как язвы, бойся вдохновенья...

Оно – тяжелый бред души твоей больной

      Иль пленной мысли раздраженье.

В нем признака небес напрасно не ищи –

      То кровь кипит, то сил избыток!

Скорее жизнь свою в заботах истощи,

      Разлей отравленный напиток!

 

Случится ли тебе в заветный, чудный миг

      Отрыть в душе давно безмолвной

Еще неведомый и девственный родник,

      Простых и сладких звуков полный, –

Не вслушивайся в них, не предавайся им,

      Набрось на них покров забвенья:

Стихом размеренным и словом ледяным

      Не передашь ты их значенья.

 

Закрадется ль печаль в тайник души твоей,

       Зайдет ли страсть с грозой и вьюгой,

Не выходи тогда на шумный пир людей

       С своею бешеной подругой;

Не унижай себя. Стыдися торговать

       То гневом, то тоской послушной

И гной душевных ран надменно выставлять

      На диво черни простодушной.

 

Какое дело нам, страдал ты или нет?

     На что нам знать твои волненья,

Надежды глупые первоначальных лет,

     Рассудка злые сожаленья?

Взгляни: перед тобой играючи идет

     Толпа дорогою привычной;

На лицах праздничных чуть виден след забот,

     Слезы не встретишь неприличной.

 

А между тем из них едва ли есть один,

     Тяжелой пыткой не измятый,

До преждевременных добравшийся морщин

     Без преступленья иль утраты!..

Поверь: для них смешон твой плач и твой укор,

     С своим напевом заученным,

Как разрумяненный трагический актер,

     Махающий мечом картонным...

1839

 

Соседка

 

Не дождаться мне, видно, свободы, А тюремные дни будто годы; И окно высоко над землей! И у двери стоит часовой!   Умереть бы уж мне в этой клетке, Кабы не было милой соседки!.. Мы проснулись сегодня с зарей, Я кивнул ей слегка головой.   Разлучив, нас сдружила неволя, Познакомила общая доля, Породнило желанье одно Да с двойною решеткой окно;   У окна лишь поутру я сяду, Волю дам ненасытному взгляду... Вот напротив окошечко: стук! Занавеска подымется вдруг.   На меня посмотрела плутовка! Опустилась на ручку головка, А с плеча, будто сдул ветерок, Полосатый скатился платок,

Но бледна ее грудь молодая, И сидит она, долго вздыхая, Видно, буйную думу тая, Все тоскует по воле, как я.   Не грусти, дорогая соседка... Захоти лишь – отворится клетка, И, как божии птички, вдвоем Мы в широкое поле порхнем.   У отца ты ключи мне украдешь, Сторожей за пирушку усадишь, А уж с тем, что поставлен к дверям, Постараюсь я справиться сам.   Избери только ночь потемнее, Да отцу дай вина похмельнее, Да повесь, чтобы ведать я мог, На окно полосатый платок. 1840

 

Журналист, читатель и писатель

 

Les poètes ressemblent aux ours,

qui se nourrissent en suçant leur patte.

Inédit[1]

 

            Комната писателя; опущенные шторы. Он сидит в больших

            креслах перед камином. Читатель, с сигарой, стоит спиной

            к камину. Журналист входит.

 

Журналист Я очень рад, что вы больны: В заботах жизни, в шуме света Теряет скоро ум поэта Свои божественные сны. Среди различных впечатлений На мелочь душу разменяв, Он гибнет жертвой общих мнений. Когда ему в пылу забав Обдумать зрелое творенье?.. Зато какая благодать, Коль небо вздумает послать Ему изгнанье, заточенье Иль даже долгую болезнь: Тотчас в его уединенье Раздастся сладостная песнь! Порой влюбляется он страстно  В свою нарядную печаль... Ну, что вы пишете? нельзя ль Узнать?   Писатель Да ничего...   Журналист                                 Напрасно!   Писатель О чем писать? Восток и юг Давно описаны, воспеты; Толпу ругали все поэты, Хвалили все семейный круг; Все в небеса неслись душою, Взывали, с тайною мольбою, К N. N., неведомой красе, – И страшно надоели все.   Читатель И я скажу – нужна отвага, Чтобы открыть... хоть ваш журнал (Он мне уж руки обломал): Во-первых, серая бумага, Она, быть может, и чиста, Да как-то страшно без перчаток... Читаешь – сотни опечаток!

Стихи – такая пустота; Слова без смысла, чувства нету, Натянут каждый оборот; Притом – сказать ли по секрету? И в рифмах часто недочет. Возьмешь ли прозу? – перевод. А если вам и попадутся Рассказы на родимый лад – То, верно, над Москвой смеются Или чиновников бранят. С кого они портреты пишут? Где разговоры эти слышут? А если и случалось им, Так мы их слышать не хотим... Когда же на Руси бесплодной, Расставшись с ложной мишурой, Мысль обретет язык простой И страсти голос благородный?   Журналист Я точно то же говорю. Как вы, открыто негодуя, На музу русскую смотрю я. Прочтите критику мою.   Читатель Читал я. Мелкие нападки На шрифт, виньетки, опечатки, Намеки тонкие на то, Чего не ведает никто. Хотя б забавно было свету!.. В чернилах ваших, господа, И желчи едкой даже нету – А просто грязная вода.   Журналист И с этим надо согласиться. Но верьте мне, душевно рад Я был бы вовсе не браниться – Да как же быть?., меня бранят! Войдите в наше положенье! Читает нас и низший круг: Нагая резкость выраженья Не всякий оскорбляет слух; Приличье, вкус – все так условно;

А деньги все ведь платят ровно! Поверьте мне: судьбою несть Даны нам тяжкие вериги. Скажите, каково прочесть Весь этот вздор, все эти книги, – И все зачем? – чтоб вам сказать, Что их не надобно читать!..   Читатель Зато какое наслажденье, Как отдыхает ум и грудь, Коль попадется как-нибудь Живое, свежее творенье! Вот, например, приятель мой: Владеет он изрядным слогом, И чувств и мыслей полнотой Он одарен всевышним богом.   Журналист Все это так, да вот беда: Не пишут эти господа.   Писатель О чем писать?.. Бывает время, Когда забот спадает бремя, Дни вдохновенного труда, Когда и ум и сердце полны, И рифмы дружные, как волны, Журча, одна во след другой Несутся вольной чередой. Восходит чудное светило В душе проснувшейся едва; На мысли, дышащие силой, Как жемчуг нижутся слова... Тогда с отвагою свободной Поэт на будущность глядит, И мир мечтою благородной Пред ним очищен и обмыт. Но эти странные творенья Читает дома он один, И ими после без зазренья Он затопляет свой камин. Ужель ребяческие чувства, Воздушный, безотчетный бред Достойны строгого искусства? Их осмеет, забудет свет... Бывают тягостные ночи: Без сна, горят и плачут очи, На сердце – жадная тоска;

Дрожа, холодная рука Подушку жаркую объемлет; Невольный страх власы подъемлет; Болезненный, безумный крик Из груди рвется – и язык Лепечет громко без сознанья Давно забытые названья; Давно забытые черты В сиянье прежней красоты Рисует память своевольно: В очах любовь, в устах обман И веришь снова им невольно, И как-то весело и больно Тревожить язвы старых ран... Тогда пишу. Диктует совесть, Пером сердитый водит ум: То соблазнительная повесть Сокрытых дел и тайных дум; Картины хладные разврата, Преданья глупых юных дней, Давно без пользы и возврата Погибших в омуте страстей, Средь битв незримых, но упорных, Среди обманщиц и невежд, Среди сомнений ложно-черных И ложно-радужных надежд. Судья безвестный и случайный, Не дорожа чужою тайной, Приличьем скрашенный порок Я смело предаю позору; Неумолим я и жесток... Но, право, этих горьких строк Неприготовленному взору Я не решуся показать... Скажите ж мне, о чем писать?.. К чему толпы неблагодарной Мне злость и ненависть навлечь, Чтоб бранью назвали коварной Мою пророческую речь? Чтоб тайный яд страницы знойной Смутил ребенка сон покойный И сердце слабое увлек В свой необузданный поток? О нет! преступною мечтою Не ослепляя мысль мою, Такой тяжелою ценою Я вашей славы не куплю.  1840

 

Родина

 

Люблю отчизну я, но странною любовью!

     Не победит ее рассудок мой.

Ни слава, купленная кровью,

Ни полный гордого доверия покой,

Ни темной старины заветные преданья

Не шевелят во мне отрадного мечтанья.

 

      Но я люблю – за что, не знаю сам –

      Ее степей холодное молчанье,

      Ее лесов безбрежных колыханье,

Разливы рек ее, подобные морям;

Проселочным путем люблю скакать в телеге

И, взором медленным пронзая ночи тень,

Встречать по сторонам, вздыхая о ночлеге,

Дрожащие огни печальных деревень;

Люблю дымок спаленной жнивы,

В степи ночующий обоз

И на холме средь желтой нивы

Чету белеющих берез.

С отрадой, многим незнакомой,

Я вижу полное гумно,

Избу, покрытую соломой,

С резными ставнями окно;

И в праздник, вечером росистым,

Смотреть до полночи готов

На пляску с топаньем и свистом

Под говор пьяных мужичков.

1841

 

 

* * *                       1 Выхожу один я на дорогу; Сквозь туман кремнистый путь блестит; Ночь тиха. Пустыня внемлет богу, И звезда с звездою говорит.                        2 В небесах торжественно и чудно! Спит земля в сияньи голубом... Что же мне так больно и так трудно? Жду ль чего? жалею ли о чём?                       3 Уж не жду от жизни ничего я, И не жаль мне прошлого ничуть; Я ищу свободы и покоя! Я б хотел забыться и заснуть!

4 Но не тем холодным сном могилы... Я б желал навеки так заснуть, Чтоб в груди дремали жизни силы, Чтоб дыша вздымалась тихо грудь;                            5 Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея, Про любовь мне сладкий голос пел, Надо мной чтоб вечно зеленея Тёмный дуб склонялся и шумел.   1841

 

Вопросы

 

1. Как в стихах Лермонтова сопрягается бытовое и бытийное, повседневные впечатления и философские размышления?
2. Охарактеризуйте лирического героя Лермонтова – какие качества присущи ему? Как специфика мироощущения лирического героя проявляется в системе мотивов и образов? Выделите ключевые мотивы и образы лермонтовской поэзии.
3. Как Лермонтов решает проблему поэта и толпы, в чем видит назначение поэзии?
4. Сопоставьте поэтическую картину миру позднего Пушкина и Лермонтова – в чем сходство? различие?
5. Покажите на примерах, как в стихах Лермонтова происходит расширение поэтического мирообраза. Можно ли однозначно определить их жанровую принадлежность? Почему?

 

 

Вопросы к разделу

 

1. Сформулируйте основные тенденции в развитии русской поэзии первой половины XIX в. Как эти тенденции реализовались в творчестве ведущих поэтов?
2. Какие жанры характерны для поэзии первых десятилетий XIX в.? Как изменяются жанровые доминанты от десятилетия к десятилетию? Как изменение жанровых предпочтений связано с внешними и собственно творческими факторами? Назовите эти факторы.
3. Покажите, как в поэзии первой половины XIX в. постепенно происходит движение от жанровой маски к образу лирического героя. Какие открытия были наиболее значимыми в этом процессе?
4. В какой мере востребованными для поэтов данного периода оказались традиции русской поэзии XVIII в.? Поэтические открытия каких поэтов-предшественников оказались наиболее продуктивными? Как изменялось на протяжении первых десятилетий XIX в. отношение к наследию Державина и почему? 
5. Как вы понимаете такие термины, как жанровое содержание, жанровая форма? В какой мере эти понятия характеризуют поэзию первой половины XIX в.? Согласны ли вы с утверждением, что поэзия данного периода постепенно приходит к открытию принципов индивидуально-творческого мышления? Аргументируйте свое мнение.
6. Что такое «готовое слово», «стилевое слово»? Покажите на примерах отличие между «готовым словом» и словом, характеризующим уникальное поэтическое видение мира, присущее только данному поэту. В творчестве каких поэтов происходит переход к нестилевому слову?
7. Сопоставьте гражданскую, философскую, любовную лирику поэтов первой половины XIX в. со стихами на аналогичные темы, написанными их предшественниками – поэтами XVIII в. Обобщите свои наблюдения, опираясь на  предложенные выше вопросы.
8. Что такое антологическая поэзия? Как изменяется отношение к античности в первой половине XIX в.? Какие функции выполняют античные образы и реминисценции в произведениях Батюшкова, Пушкина?
9. Как решают поэту первой половины XIX в. проблему назначения поэта и поэзии? Отношений между поэтом и властью, поэтом и государством? Какая концепция сущности поэтического творчества и назначения поэзии является в это время наиболее авторитетной? Как эта концепция трансформируется в творчестве Пушкина? Лермонтова? 
10. Почему первую половину XIX в. называют золотым веком русской поэзии? Какой из поэтов данной поэтической плеяды вызвал у вас желание выйти за пределы обязательной учебной программы и почему?