§1. Исследование художественного психологизма в отечественном и  зарубежном литературоведении

 

История исследования художественного психологизма в российской науке насчитывает более полутора столетий. Начало его осмыслению было положено Н.Г. Чернышевским, который писал о предмете и разнообразных формах психологизма в творчестве Л.Н. Толстого: «Психологический анализ может принимать различные направления: одного поэта занимают все более очертания характеров; другого – влияния общественных отношений и житейских столкновений на характеры; третьего – связь чувств с действиями; четвертого – анализ страстей…» [293, с.505]. Оценка Н.Г. Чернышевским психологического анализа как «едва ли не самого существенного из качеств, дающих силу творческому таланту», сохраняет свою актуальность и по сей день.

На следующем этапе это понятие, освоенное революционно-демократической критикой, переводится в научную сферу А. Потебней, Д.Н. Овсянико-Куликовским – представителями психологического направления[1] культурно-исторической школы литературоведения. И хотя провозглашенные ими принципы анализа – произведение в его художественно-эстетическом своеобразии, обусловленности психологической индивидуальностью творца и духовным обликом воспринимающих – не были разработаны учеными психологического направления, намеченный подход был интересным и плодотворным, предвосхищал научные методологии ХХ века.

Проблемы соотношения языка и мысли, литературы и общественной психологии, психологии творчества и восприятия, поднятые русскими исследователями, были переосмыслены Л.С. Выготским, работы которого стали новым шагом в разработке вопросов «эстетической реакции», катарсиса, эмоционально-образного содержания произведений. В «Психологии искусства» он не только изложил собственное видение творческого перехода эмоций в образы фантазии, но также дал ценные замечания общего характера, к примеру, о том, что «каждая эпоха имеет свою психологическую гамму, которую перебирает искусство»[2]. С конца ХIХ в. психологическое содержание литературы становится предметом многоаспектного исследования (психология творчества, восприятия), объектом интереса различных наук.

С 20 – 30-х гг. по 60-е ХХ в. проблема психологизма находилась в поле зрения советских писателей и литературоведов. И если дискуссия о психологизме / антипсихологизме («живом человеке») в постреволюционной науке велась в ракурсе художественного метода, традиций и новаторства, то в 70 – 80-е гг. наметился переход к теоретическому и историческому осмыслению проблемы, хотя многообразие и противоречивость точек зрения до настоящего времени не способствовали выработке точного определения, границ понятия и целостной концепции художественного психологизма.

Неразработанность частных аспектов проблемы (психологизм и стиль, жанр, метод, концепция личности) не позволила литературоведам найти ее решение. Поскольку материалом для изучения теоретических и практических вопросов психологизма в литературе на протяжении долгого времени являлось наследие почти исключительно художников-реалистов, в ряде современных литературоведческих работ «заметна тенденция рассматривать сам психологизм как открытие реализма ХIХ века и игнорировать предшествующие этапы его развития»[3] и последующие. Реалистической литературе ХIХ века, действительно, принадлежит заслуга углубления в психологию человека как социально детерминированной единицы, во внутренний мир личности, понимаемой как «характер, сформированный определенными социальными и историческими обстоятельствами»[4]. В связи с этим корректно рассмотреть психологизм классиков ХІХ в. в диалектической связи с предшествующим и последующим этапами его развития.

Плодотворное осмысление проблемы психологизма находим в работах историко-типологического характера, прежде всего Д.С. Лихачева[5], Л.Я. Гинзбург[6], А.В. Карельского[7], Н.В. Забабуровой[8]. При рассмотрении соотношения между концепцией личности, присущей эпохе, и ее художественным воссозданием, модификации психологизма становятся исторически содержательными. В осмыслении новаторских аспектов, особенностей психологического изображения, по мысли исследователей, оказываются значимыми художественный метод (А.В. Карельский), «мировоззренческая программа автора» (А.Н. Андреев), жанровая типология (А.Я. Эсалнек), мотивированность, обусловленность внутренней жизни, поступков персонажа (Л.Я. Гинзбург). Отметим, что именно исследователи зарубежной литературы (А.В. Карельский, Н.В. Забабурова, Н.С. Лейтес) проводят мысль о многоаспектности категории психологизма в литературе и необходимости сочетания синхронического и диахронического подходов в его изучении, требующем всестороннего анализа произведения.

Изучение новаторской, экспериментальной прозы ХХ в. побудило литературоведов еще в период жарких дебатов о психологизме (70 – 80-е гг.) отметить, что «процесс психологизации романа выступает как одна из тенденций современного развития зарубежных литератур»[9]. К 90-м гг. психологизм стал рассматриваться как имманентный движению историко-литературного процесса, соотносимый с внутрихудожественной спецификой его этапов. Интерес к означенной проблеме не ослабевает[10], открываются новые горизонты исследований.

Художественный психологизм представляется нам одним из показателей различного подхода к литературе западного и советского литературоведения[11]. Потаенная жизнь человеческой души, проблемы сознательного и бессознательного, поднятые литературой, безусловно, привлекали и привлекают внимание ученых разных стран. Советские литературоведы строили концепцию психологизма без учета новейших психологических открытий, ориентировались на реалистическую концепцию личности, на традиционные способы воспроизведения поведения и внутренней жизни героя. Приоритеты зарубежного литературоведения, в свою очередь, были обусловлены скрупулезным вниманием к «подпольному», «внутреннему» человеку, интересом к психоаналитическим теориям З. Фрейда, К.-Г. Юнга, тем более что основные методики применения психоанализа к художественно-эстетическим феноменам были заложены ими самими[12]. Таким образом, психологическое содержание художественного произведения стало предметом литературоведческого психоанализа (М. Бонапарт), «психокритики» (Ш. Морон) и получило осмысление в системе «текст – автор». Сторонников классического психоанализа занимали темы, символы, отражающие глубинную личность автора, «психокритику» – общие механизмы, образы, характерные для текстов одного писателя; обе ветви смыкались на личности создателя произведения. Идеи структуралистско-психологической эстетики разрабатывались также французским философом Ж. Лаканом, элементы психоанализа и структурализма присутствовали в мифологической «архетипной» критике (Г. Мэррей, М. Бодкин, У. Трой).

Тенденция использования самого термина и исследования художественного психологизма наблюдалась в немецком, польском литературоведении[13], ориентированном на приоритеты и наработки советской науки. Эта художественная категория трактовалась учеными как «особый интерес к процессам внутренней жизни», рефлексии[14]. Так, например, немецкие исследователи К. Каспер и Д. Вукель в ряд основных понятий литературоведения включили психологизм, к основным художественным средствам которого они причислили речь персонажа, автокомментарий, внутренний монолог. Однако изначальная понятийная размытость выражения «внимание к внутренней жизни» приводила либо к расширению психологического аспекта (избыточности, исчезновению литературоведческого эквивалента), либо к переосмыслению этой категории. Последняя тенденция – наполнение термина новым содержанием – находит отражение в работах начала 90-х гг. (например, в международном издании «Проблемы психологизма в восточнославянских литературах», где категориально соотносятся авторский образ в произведении и психология писателя, разнообразные способы реконструкции духовной жизни человека и человечества). В новой трактовке психологизм современной литературы сопрягается с философско-эпистемологическим, аксиологическим генезисом, с проблемой самоосознания и мистицизмом (И. Новиков), с актуальной типологией романа и особой позицией читателя – «сотворца», улавливающего уже не изолированные переживания героев, а их «сопряженность, взаимообусловленность в структуре художественного целого»[15] (И. Лапин). Такой подход к проблеме весьма сложен, но плодотворен.

Таким образом, в сложном и неоднозначном процессе освоения литературного наследия ХХ в. происходит переосмысление психологизма как теоретической и конкретно-исторической проблемы. Антропоцентричные, неоднозначные, интеллектуально и художественно усложненные произведения по праву начинают рассматриваться в русле психологизма как продолжающие и модифицирующие национальную и всемирную литературные традиции.