Т.Е.Автухович

 

Древнерусская литература:

предчувствие стиха

 

Стихотворство как осознанная форма художественной речи возникает на Руси только в XVII веке. Древнерусская книжность не знала стихотворства (и драматургии) по двум причинам: в древнерусской литературе как литературе средневекового типа была сильна власть жанрово-стилевого канона, сдерживавшего личностное самовыражение; кроме того, и это главное, в результате диглоссии (двуязычия) отсутствие оппозиции стих/проза в русской литературе компенсировалось оппозицией церковнославянский /древнерусский язык.

Потребность в стихе удовлетворялась за счет церковного культового искусства и фольклора. Кроме того, в прозаических текстах древнерусской литературы XI–XVI вв. часто встречались ритмически организованные отрывки, что свидетельствует о наличии у авторов поэтического чувства. Ритмизация  прозаического текста возникала вследствие влияния  иной традиции: либо сказового стиха русского эпоса («Слово о полку Игореве», «Слово о погибели Русской земли»), предполагавшего соединение текста с напевом; либо торжественного красноречия, в котором для усиления эмоционального воздействия на читателя широко использовались лексико-синтаксический параллелизм, аллитерация, ассонанс и другие поэтические приемы («Житие Стефана Пермского» Епифания Премудрого); либо раешного стиха, которым пользовались скоморохи («Моление» Даниила Заточника); либо гимнографии, в частности «покаянных стихов», которые пелись на мелодии церковных распевов (ритмы «покаянных стихов» находят в «Житии протопопа Аввакума, им самим написанном»).

Существуют разные точки зрения на причины и истоки возникновения стихотворства в XVII века А.Соболевский считал, что вирши (versus – лат. – стихи) возникли в результате украинского и польского влияния; напротив, Л.Н.Майков полагал, что первые опыты рифмованных стихов зародились сами собой. Согласно современным исследованиям, книжная поэзия возникает в первой трети XVII века, во-первых, в связи с усилением роли городов и соответственно ослаблением роли фольклора (А.М.Панченко), во-вторых, в результате появления барочных тенденций: курьезная поэзия, проникающая с Запада, усваивается прежде всего потому, что есть внутренние предпосылки для этого, которые формируются в рамках спонтанного барокко первой половины XVII века. Очевидно, свою роль сыграл и процесс размывания функциональных границ церковнославянского и древнерусского языков, которые используются  во многих памятниках XVII века на равных правах.

Ранний русский речевой стих опирался на декламационный стих скоморохов и опыт украинско-польской силлабической поэзии. Система стихосложения, которая развивается в это время в России, – силлабическая система, основанная на равном количестве слогов в строке и на парной женской рифме. 

Любое переходное время в искусстве обостряет отношения между словами как знаками явления (вещи) и самими вещами. Для стихотворства XVII века характерно напряженное всматривание в слово, в его графическую форму. Уже первые стихи начала XVII в. представляют собой одновременно и текст и метатекст, то есть сообщение о самом тексте. Таковы, например, серпантинные стихи Евстратия – стихотворная молитва 1621 года: «Богу в бозе, / свету от света / В простом слозе в вечная лета, воспевание и слава, / честь, поклонение / Величание, держава, / благодарение», в которых выделение грамматических флексий – это своеобразная алхимия слова, попытка увидеть скрытый смысл словесной формы.

В 20–30-е годы – согласно разысканиям А.М.Панченко – появляется первая на Руси поэтическая школа – «приказная» школа (в нее входили приказные люди, неродовитые чиновники, служившие в Печатном дворе и в московских приказах: дьяки Алексей Романчуков,  Петр Самсонов и другие). Поэты поддерживали постоянные творческие контакты, называя свое общение «духовным союзом». Главный принцип их поэзии – принцип acumen – остроумия, острого разума. Этот принцип выражался в способности найти  меткое определение, неожиданное сравнение, в умении пользоваться традиционными метафорами и символами, витийным языком в стихах. Поэтов завораживает рифма – возможность найти согласие в концах строк, а также акростих – зашифрованное слово в первых буквах каждой строки. Это игра со словом, со словесной формой.

Такая же игра характерна и для поэтов второй половины XVII века Кариона Истомина и Сильвестра Медведева. Их произведения – в полной мере ученая поэзия, основанная на принципах западноевропейской образованности, которую поэты усваивают благодаря своему учителю Симеону Полоцкому. В палиндромах, в т.н. курьезных стихах проявляется авангардная сущность барокко. Так, Сильвестр Медведев в стихотворном приветстве царевне Софье писал: «Мудрости бо ти имя подадеся, богом Софиа мудрой наречеся. / Тебе бо слично науки начати, яко премудрой оны совершати». Карион Истомин писал геральдические стихи (стихи на гербы), буквари. Как и у Симеона Полоцкого, здесь слово поясняется через слово, одно искусство через другое искусство, медиальность через другую медиальность. Так происходит семиотизация формы, форма становится вариативной. Продуманность и преднамеренность характерна для придворной поэзии барокко.

Вместе с тем было бы неверно рассматривать словесную игру как сосредоточенность на формальной стороне поэзии. Форма для поэтов барокко не есть нечто внешнее, это душа тела. Вслушивание и всматривание в слово означает стремление обрести утраченное в эпоху бурных социальных, политических, мировоззренческих потрясений, каковой для России стал «бунташный» XVII век, единство мира. Такое стремление в первую очередь характеризует творчество наиболее яркого поэта русского барокко Симеона Полоцкого.

В стихах сборника Симеона Полоцкого «Вертоград многоцветный» проявляется свойственный высокому барокко поиск высшего смысла бытия через построение символической картины мира. Мир для Симеона Полоцкого представляет собой совокупность макрокосма мироздания и микрокосма человека. Их соединение осуществляется благодаря смысловой оси Бог-мир-человек, которая носит характер коммуникативной связи: мир есть текст, божественное послание, предназначенное для постоянного толкования и в то же время для самопознания человека в процессе этого толкования. Каждое слово как элемент, репрезентирующий часть мира-текста, получает у Симеона Полоцкого многоуровневое истолкование в соответствии с принципами византийской экзегетики: на историческом, аллегорическом, нравоучительном, сокровенно-анагогическом уровнях. В стихотворении «Книга» через истолкование мира как книги утверждается текстовая природа Творения. Мир предстает как «парад слов» (А.М.Панченко).