§ 7. Эвристические приемы социальной типизации при исследовании личности участника следственного действия
Достаточно часто следователь не имеет объективной возможности и времени для углубленного изучения личносги участника следственного действия. Это вызывает необходимость использования социальных и криминологических стереотипов, т. е. повторяющихся с минимальными изменениями, привычных представлений, сложившихся в определенной социальной среде.
Стереотипные представления о человеке связаны с двумя условиями: а) принадлежностью к определенной социальной группе, характеризующейся совокупностью стабильных признаков; б) специфической направленностью при восприятии и отборе признаков. Имеется в виду группа признаков человека, которая влияет на ход и результаты следственного действия (уголовно-релевантные признаки).
Стереотипными для людей являются и внутрииндивидные доминанты, к которым В. В. Столин обоснованно отнес следующее:
1. Безусловная значимость для каждого человека проявленных в его адрес симпатий и антипатий.
2. Значимость мнения большинства.
3. Значимость общесгвенного осуждения и отвержения.
4. Значимость эмоциональной поддержки в условиях отвержения большинством или кем-либо,
5. Эмоциональное удовлетворение от смелости рисковать (самораскрываться).
6. Неожиданность, новизна, а следовательно, и привлекательность мнения о себе, высказанного малознакомым человеком на основе конкретных проявлений «здесь» и «теперь»
7. Благодарность за неосуждение поступков, которые уже осуждены самим собой или могли бы быть осуждены другими.
8. Гордость за себя, если удается добиться признания вопреки негативному первому впечатлению1.
Перечисление обстоятельств уместно предать своеобразному «примериванию» к участнику предстоящего следственного действия, ввести в систему приемов, способствующих оптимизации профессионального общения в условиях психологического контакта.
При подготовке и проведении следственного действия могут с успехом использоваться криминологические стереотипные характеристики личности преступника. Например, криминологи выделяют типичные черты «злостных» преступников (последовательно-криминогенного типа личности), неустойчивого, ситуативно-криминогенного, ситуативного и «случайного» типов личности преступников2.
Существуют криминологические характеристики лиц, совершающих убийства, изнасилования, хулиганство, хищения и т. д. Исследуя эти характеристики, следователь имеет возможность заранее создать систему оптимальных для ситуации приемов и методов работы с этими людьми.
Недостатком стереотипизации является то, что стереотипы «усредняют» личность, обедняют ее, но в то же время информация стереотипов дает следователю некую усредненную картину восприятия личности преступника, концентрирующего наиболее типичные социально-психологические черты.
Например, Э. Ф. Побегайло выделяет три основных типа насильственных преступников3.
К первому типу следует отнести преступников с четко и устойчиво выраженной специфической (агрессивно-насильственной) антиобщественной направленностью. Речь идет о лицах, ориентированных на поведение, опасное для жизни, здоровья и достоинства других граждан.
Для них характерны негативно-пренебрежительное отношение к человеческой личности и ее важнейшим благам, убежденность в допустимости насильственных средств разрешения возникающих конфликтов. Преступное посягательство на жизнь и здоровье другого человека является для них лишь звеном в цепи постоянных и непрекращающихся актов агрессивного поведения, проявляющихся в разных сферах жизни и различных ситуациях. Такой поведенческий стереотип — результат глубокой деформации их личности, специфический продукт эгоцентрической жизненной направленности.
Подавляющее большинство рассматриваемых субъектов характеризуются общим низким уровнем развития. Ведущими чертами их личности является завышенная самооценка, болезненное самолюбие, эмоциональная неуравновешенность, слабый самоконтроль, неумение соразмерять желания и диапазон реальных возможностей, наличие двойной оценочной системы: «для себя» и «для других», нравственный и правовой нигилизм, стремление к самоутверждению путем унижения других. Жизненные достижения и степень общественного признания у этих лиц неизвестны, в то время как их притязания неадекватно защищены. Это порождает озлобленность, враждебность к окружающим, приводит к хроническому психическому напряжению (фрустрации, стрессам), особенно обостряющемуся под воздействием алкоголя, и обусловливает высокую степень готовности к разрядке такого напряжения путем применения насилия. Агрессия в этих случаях выступает в качестве своеобразного компенсаторного механизма.
У определенной части рассматриваемых субъектов агрессивно-насильственная направленность носит глубоко укоренившийся, доминирующий, злостный характер, в силу чего их преступные действия в значительной степени утрачивают ситуационный характер. Агрессивное поведение таких субъектов нередко рационально не мотивировано, представляет собой в известном смысле самоцель.
У другой, значительно большей части преступников (каждый третий), ориентированных на применение насилия, подобная направленность вызывает совершение преступления в сочетании с конфликтной ситуацией, однако и здесь решающую роль играет личностная деформация. Мотивация их криминального поведения связана с такими отрицательными эмоциями, как раздражение, обида, злость, месть, зависть, негодование и др. Эффективность поведения указанных лиц свидетельствует об их эмоциональной распущенности. Для них достаточно малейшего «повода», чтобы примитивный стереотип самоутверждения, связанный с применением физической силы, воплотился в преступном посягательстве на жизнь и здоровье другого человека. Условно их можно именовать «привычными преступниками».
Ко второму типу насильственных преступников следует отнести лиц, характеризующихся в целом отрицательно, допускавших и раньше различные правонарушения и аморальна проявления, но направленность которых на совершение посягательств против личности явно не выражена. Совершение насильственного преступления выступает нередко в качестве средства достижения особо значимых для них целей, способом завладения определенным «благом», во имя которого приносится в жертву ценность другого человека. По данным нашего исследования, таким «расчетливым эгоистом» оказался каждый пятый убийца. Условно данный тип насильственного преступника можно назвать «промежуточным».
Третий тип — ситуационные преступники — все те лица которые до совершения преступления характеризовались положительно либо нейтрально, а само насильственное посягательство совершили впервые под воздействием неблагоприятной внешней ситуации, хотя в целом направленность их личности социально-положительная. По данным Э. Ф. Побегайло, каждый третий среди осужденных за убийство является ситуационным преступником. Противоправные действия таких лиц, противоречащие их общей социально-положительной направленности, зачастую представляют собой неадекватную реакцию на внезапно возникшую конфликтную ситуацию. Иногда они обусловлены интенсивным психологическим давлением неформальной группы, позицией солидарности со «своими». Фактически это случайные преступники. Преступное же поведение некоторой части таких лиц представляет реакцию на длительную психотравмирующую ситуацию (Э. Ф. Побегайло, 1986).
Технология применения предлагаемого метода (системы приемов) может рассматриваться в двух плоскостях: упрощенной и усложненной.
Первая позиция — упрощенная — состоит в следующем. Каждый человек принадлежит по своему положению к определенной группе, границы характеристик которой могут быть и стабильными, и «размытыми». Принадлежность к группе влечет за собой перенесение черт, свойственных группе, на исследуемую личность.
В связи с этим целесообразно: а) определить, к какой социальной группе принадлежит участник предстоящего следственного действия; б) определить черты, свойственные данной группе; в) «наладить» этими чертами партнера по предстоящему следственному действию. Например, на допрос вызывается человек, ранее судимый за кражу, не вставший на путь исправления, имеющий на себе татуировки, символизирующие стойкую антисоциальную установку, нежелание принимать «можившиеся в обществе нормы. С учетом этого программа взаимодействия должна учитывать и содержать все варианты коммуникаций, свойственные общению с ворами («в законе»), уточнив для себя такие категории, которыми пользуются воры: «пристяжь», «шестерки», «быки», «громоотводы», «козырные фрайера», «блатные», «шерстяные», «путевые» и т. д.
Уместно сформировать тактическую программу следственного действия с учетом типовых черт, типовых реакций, типовых речевых и эмоциональных форм взаимодействия возможного партнера, принадлежащего к определенной социальной группе.
«Усложненная» технология может иметь следующую форму.
Эвристические приемы социальной типизации при исследовании личности партнера по следственному действию могут быть реализованы и по следующей усложненной схеме, хотя последовательность этапов может быть перекомбинирована, а содержание этапов преобразовано.
1. Определение границ области взаимодействия с участником следственного действия: где, когда, в каких условиях и по поводу чего. Какие черты личности партнера могут проявиться в негативных или позитивных аспектах взаимодействия.
2. Формулировка целей:
— которые ставит перед собой следователь;
— которые ставит перед собой человек, относящийся к социальной группе, черты которого имеет (должен иметь) участник предстоящего следственного действия.
3. Определение характеристик социальных стереотипов, на основе которых будет развиваться следственное действие:
— перечень стереотипных черт, отражающих определенные отношения, в которых развивался и живет партнер по предстоящему следственному действию; следователь отвечает на вопрос: «Какими типовыми чертами обладает партнер по предстоящему следственному действию?»;
— содержание стереотипных черт, которые могут проявиться при производстве следственного действия, т. е. надо ответить на вопрос: «Как обнаруженные стереотипные черты будут проявляться и «звучать» в следственном действии?»;
— направленность (наличие выраженных тенденций в развитии) обнаруженных черт, т. е. насколько негативно или позитивно выявленные черты будут развиваться в следственное действии;
— альтернативность выявленных черт, т. е. число и качество выявленных стереотипных форм поведения, которые могут проявляться в различных сочетаниях: или-или-или. Последнее вызывает к жизни необходимость готовить многоальтернативные программы взаимодействия, т. е. следователь дол. жен быть готов и к активному, в том числе конфликтному взаимодействию, и к «оборонительной» тактике партнера, и к «кооперативной» форме взаимодействия, и к уходу из «контакта», «уходу в себя». Могут родиться и иные «смешанные» формы взаимодействия, но они не должны стать неожиданностью для следователя.
4. Установление стереотипных черт личности участников следственного действия, они должны вызывать и соответствующие стереотипные формы профессионального взаимодействия следователя, а реальность отношений будет вносить свои поправки, которые эвристическими приемами может внедрять следователь: переставлять местами вопросы, менять форму, содержание, темп, эмоциональную окраску следственного действия.
Данный этап должен включать в себя: определение тактических средств допустимого воздействия на партнера, проектирование тактических последствий, определение возможных реакций партнера, программирование тактического противодействия возможным негативным реакциям партнера.
Использование приемов социальной типизации при изучении личности партнера по предстоящему следственному действию, снижает уровень неопределенности следственной ситуации, вызывает у следователя чувство уверенности в исходе следственного действия, чувство «защищенности», что позитивно влияет на результат действия и развитие следственного творчества.
_________________________________________
1 Столин В. В. Самосознание личности. М., 1983. С. 263.
2 Долгова А. И., Кригер В. И., Серебрякова В. А., Горбатовская Е. Г. Основы криминологии для практических работников. М., 1988. С. 93—97.
3 Побегайло Э. Ф. Типология лиц, совершающих тяжкие насильственные преступления и ее практическое использование ,/ Преподавание юридической психологии и ее практическое применение. Тарту, 1986. С. 64-66.