Учение о фигурах
^ Вверх

Учение о фигурах

 

Термин «фигура» впервые был использован Анаксименом из Лампсака (IV в. до н.э.). Фигуры речи разбирал Аристотель, а его последователи, в частности Деметрий Фалерский, выделяли уже фигуры речи (слова) и фигуры мысли. К фигурам (schēmata, «позы» – положения тела, отличавшиеся от естественного неподвижного состояния), т.е. сочетаниям слов, употребленных необычным образом, примыкали «тропы» («обороты»), т.е. слова, употребленные необычным образом. Функция фигур мысли – выделить данную мысль; функция фигур слова – привлечь внимание слушателя к данному месту в ораторской речи. Цицерон в трактате «Об ораторе» следующим образом определяет разницу между фигурами мысли и фигурами слова: фигуры мысли не зависят от выбора слов, они отражают особую манеру оратора мыслить и чувствовать и потому остаются в силе даже в том случае, если заменить высказывающие их слова, в то время как фигуры слова при такой замене исчезают. Этой же точки зрения придерживался и Квинтилиан.

Огромное количество фигур, описанных в многочисленных риториках, с трудом поддается классификации по двум причинам: во-первых, античные риторы не определяли понятие естественной языковой нормы, отступление от которой квалифицируется как искусственная «фигура» выражения; во-вторых, каждая категория фигур может быть охарактеризована по собственному принципу классификации, найти же единый принцип, который бы позволял охватить все известные античной риторике фигуры и тропы, не представляется возможным: «Сколько-нибудь удовлетворительная систематизация их не давалась никому из теоретиков Нового времени; все они то и дело сбиваются на беспорядочное перечисление» [34, с.41].

Классификация фигур мысли основана на функциональном взаимодействии в рамках триады оратор–речь/предмет речи–аудитория, соответственно все фигуры мысли делятся на четыре группы:

1. Фигуры мысли, уточняющие позицию оратора

– «предупреждение» (praeparatio, proparasceuē): Я поведу дело так, что все их замыслы не только дойдут до ушей всего народа; нет, римский народ даже увидит их воочию.

– «предвосхищение» (anticipatio, prolēpsis): Кто-нибудь скажет, пожалуй: «Так вот каковы твои уроки!»

«Но ведь его преступления, – скажут мне, – были совершены так, что не должны были стать известны всем».

– «уступка» (concessio, sygchōrēsis): Вот и теперь защита <…> прибегает к тем же доводам. Пусть Веррес вор, пусть святотатец, пусть он первый в пороке и позоре; но он доблестный полководец, он удачлив и должен быть сохранен государству на черный день.

– «дозволение» (permissio, epitropē): Но уступаю тебе: обходи все это молчанием, значит, и ты признаешь, говорить здесь не о чем. <…> Правды сказать никакой ты не можешь – ну, по крайности, выдумай что-нибудь подходящее.

2. Фигуры мысли, уточняющие смысл предмета

– «определение» (finitio, horismos): Ничего нет слаще победы, а вернейшее свидетельство победы – вид грозного врага, в цепях идущего на казнь.

– «поправление» (correctio, epanorthōsis): достоинство римского всадника – а достоинство это немалое – всегда признавали за ним.

– «присвоение» (conciliаtio, synoikeiōsis, coniunctio);

– «антитеза» (contrapositum): Чем меньшего заслуживает оно (дело), если нету улик, вероятия, тем большего, если они налицо, наказания; Стараниями того, кому вручены и доверены были честь мертвого, достоянье живого, обесславлен мертвый, обездолен живой.

частные случаи антитезы:

– «возвращение» (regressio, epanodos): или, может быть, боялись они не справиться – многие с одним, сильные с тщедушным, притворные с растерянным?

– «сравнение» (comparatio): Обвиняют те, кто вторгся в чужое имущество, – в ответе тот, кому ничего не оставили, кроме бедствий; обвиняют те, к чьей выгоде было убить Секста Росция, – в ответе тот, кому не скорбь одну принесла смерть отца, но и нищету; обвиняют те, кто очень хотел прикончить самого обвиняемого, – в ответе тот, кто даже на нынешний суд явился с охраной, чтобы не быть умерщвленным у всех на виду; короче, обвиняют те, кого требует к ответу народ, – в ответе тот, кто один ускользнул от них, гнусных убийц.

– «развернутое сравнение»: Они не подпускали сиракузян к морскому берегу, а ты отдал им власть на море; они запретили сиракузянам селиться там, куда причаливают корабли, а ты захотел, чтобы сиракузянин возглавлял флот! Тем, кому не была доверена часть собственного города, ты доверил часть римского владычества! Тех, кто помог нам подчинить Сиракузы, ты велел отдать в подчинение сиракузянину!

– «различение» (distinctio, paradiastolē): Перехожу теперь к тому, что сам Веррес называет своей страстью, его друзья – болезнью и безумием, сицилийцы – разбоем»; Само преступление его я раньше увидел, чем угадал, раньше застиг, чем заподозрил.

– «выворачивание» (commutatio, antimetabolē):

– оксиморон: Безмолвный обвинитель.

3. Фигуры, уточняющие отношение к предмету:

– «восклицание» (exclamatio, ecphōnēsis): О, времена! О, нравы!; О, достопамятные суды! Какую громкую славу стяжало наше сословие! Подумать только!

– «задержка» (commoratio, expolitio);

– «наглядность» (evidentia, enargeia), детализация: Я утверждаю, что во всей Сицилии, столь богатой, столь древней провинции, в которой так много городов, так много таких богатых домов, не было ни одной серебряной, ни одной коринфской или делосской вазы, ни одного драгоценного камня или жемчужины, ни одного предмета из золота или слоновой кости, ни одного изображения из бронзы, из мрамора или из слоновой кости, не было ни одной писанной красками или тканой картины, которых бы он не разыскал, не рассмотрел и, если они ему понравились, не забрал себе.

– «этопея» (sermocinatio): Ведь все честнейшие люди говорили так: «Верреса, пожалуй, вырвут из твоих рук, но нам не удастся в дальнейшем удержать за собой суды; в самом деле, кто, в случае оправдания Верреса, сможет противиться передаче судов?».

– «просопопея» (олицетворение, fictio personae): Но теперь Отчизна, наша общая мать… так обращается к тебе, Катилина, и своим молчанием словно говорит: «Не было в течение ряда лет ни одного преступления, которого не совершил ты…».

– «подобие» (similitudo, parabolē): Как не всякий злак и не всякое дерево встретишь на всякой почве, так и не всякое злодеяние вырастает из всякой жизни.

Данная группа фигур подчеркивала важность предмета речи, привлекала к нему внимание слушателя.

4. Фигуры, уточняющие контакт со слушателями:

обращение:

– «мольба» (obsecratio, deēsis): Во имя бессмертных богов, судьи! Проявите в этом случае заботливость и предусмотрительность.

– «свободоречие», упрек (licentia, parrhēsia);

– «отвлечение» (apostrophē): О, Рим, развратный Рим!

вопрос:

– риторический вопрос, не требующий ответа (interrogatio, erōtēma): Могли ли вы подумать, что я стану молчать о таком важном обстоятельстве? Что в минуту такой огромной опасности, грозящей и государству и моему имени, я стану думать о чем-либо ином, кроме своего долга и достоинства?

– вопрос с ответом, «подсказом» (subiectio, apophasis): Так почему же ты, сама из именитейшего рода, вошед в прославленную семью супруга, оказалась так коротка с Целием? Родич он? Свояк? Приятель по мужу? Ни то, ни другое, ни третье. Так что же это как не сумасбродство и любострастие?

– вопрос без ответа, «сомнение» (dubitatio, diaporēsis): Теперь я спрашиваю вас, судьи, что же мне следует, по вашему мнению, делать?

– «совещание» (communicatio, anacoinōsis): Я только не могу решить, какого именно отца изобразить? Крутого и грозного, как у Цецилия:

Нынче зол я не на шутку, вот теперь я разозлен…

Или такого:

О, несчастный, о, негодник!..

Несколько особняком стоит эффектная фигура «умолчания», или «прохождения» (praeteritio, reticentia, paraleipsis, aposiōpēsis): Разве недавно, когда ты, смертью своей первой жены, приготовил свой опустевший дом для нового брака, ты не добавил к этому злодеянию еще другого, невообразимого? Не стану о нем говорить… Не буду говорить о твоем полном разорении, всю тяжесть которого ты почувствуешь в ближайшие иды.

Я не стану защищать Аполлония <…>; не стану ничего говорить о его честности, благородстве, добросовестности; умолчу и о том, что Аполлонию, как я уже говорил, с его челядью, скотом, усадьбами и ссудами хуже всех пришлось бы от волнений или мятежей в Сицилии; не скажу и того, что если бы и впрямь был Аполлоний бесконечно виноват, даже тогда не следовало бы достойного гражданина достойнейшей общины подвергать столь тяжкой каре, и притом без суда.

По своему функциональному значению эта фигура, как представляется, является переходным, связующим звеном между фигурами второй и третьей группы.

Классификация фигур слова основана на ином принципе – принципе механизма образования, соответственно выделяются фигуры прибавления, фигуры убавления, фигуры перемещения; к ним примыкают фигуры переосмысления – тропы.

 

 

Самой многочисленной была группа фигур прибавления, в которой, в свою очередь, выделялись две подгруппы: фигуры повторения и фигуры подкрепления. В группу фигур прибавления входила также фигура «полисиндетон», или многосоюзие, возникавшая в результате повторения служебных слов.

Фигуры повторения образовывались путем повторения одного или нескольких слов. В зависимости от месторасположения повторяемых слов в смежных отрезках текста выделялись:

«удвоение» (geminatio, epizeuxis) Была, была некогда в нашем государстве доблесть…

«анафора», единоначатие (epanaphora), повтор начального слова предложения, колона или строки: Ты разделил на части Италию, ты указал, кому куда следовало выехать; ты выбрал тех, кого следовало взять с собой; ты распределил между своими сообщниками кварталы Рима, предназначенные для поджога; Вот она, защита невиновности, вот она, речь самого дела, вот он, голос самой истины! Освобождены рабы, освобождены самим судьею, освобождены на самом месте казни, освобождены после такого преступления, которое грозило свободе и жизни всех граждан.

«эпифора», или антистрофа, единоскончание (desitio, antistrophē), повтор заключительного слова: Изгнанников возвратил умерший; не только отдельным лицам, но и народам и целым провинциям гражданские права даровал умерший; представлением неограниченных льгот нанес ущерб государственным доходам умерший.

– «сплетение», сочетание анафоры с эпифорой (complexio, symplocē);

«охват» (inclusio, redditio, prosapodōsis): Капитон в доле, из тринадцати имений убитого три наилучших во владении Капитона; Сколько, думаете, у него чеканного серебра, сколько ковров, сколько картин, изваяний, мрамора сколько?

«стык» (reduplicatio, anadiplōsis), совпадение последнего слова предыдущей фразы с первым словом последующей: Нет, судьи, такое, разумеется, невозможно. Невозможно представить себе, чтобы Хрисогону полюбились их образованность и воспитанность, или чтобы он, хозяйствуя, оценил их усердие и надежность.

«градация», или ряд последовательных «стыков» (gradatio, climax): В городе появляется роскошь, из роскоши с неизбежностью вызникает алчность, из алчности возгорается дерзость, от которой родятся все преступления.

«эпанод», или регрессия, когда элементы словосочетания, встретившиеся в одном из звеньев, в следующих звеньях повторяются уже порознь.

Если повторялись не вполне тождественные слова, то различались следующие разновидности фигур повторения:

– повторение слова в эмфатическом значении (distinctio, diaphora): Лишь бы не показалось, что ты просто делаешь то, что и делаешь неприкрыто.

– повторение слова в других значениях (traductio): Не только в деле не заподозрен, но и сам о нем не подозревал; Кем убит Росций-старший <…> теми, кто <…> живет среди проливаемой крови и проливаемой кровью; Да и правда, что за жизнь – эта твоя жизнь?

«созвучие» (annominatio, paronomasia): Целий ему не предался, меня не предал; Она – особа не только знатная, но и небезызвестная. Причина тому – не дело, но делец; Ты был обязан потребовать корабль против разбойников, а не для собственного разбоя, и он должен был охранять провинцию от грабежей, а не увозить из нее награбленное!

«полиптотон», или «разнопадежность»: Вот что я беру на себя, вот к чему стремлюсь, <…> вот о чем буду говорить с того места, на котором мне повелел стоять римский народ; Цезарь многим многое  обещал и многих своих обещаний не выполнил…

«синонимия»: Я этого не потерплю, не позволю, не допущу; Напоминаю, предупреждаю, объявляю заранее…

Фигуры подкрепления образовывались путем накопления синонимических понятий и, в зависимости от местоположения синонимов в пределах фразы, выделялись:

«перечисление», или смежное подкрепление (enumeratio, recapitulatio, anacephalaiōsis): Не злодеяние, не дерзость, не насилие собрали судей.

«распределение», или периодическое подкрепление (distributio, diairesis): Не таков ты, Катилина, чтобы совесть удержала тебя от подлости, страх – от опасных действий или же здравый смысл – от безумия.

К фигурам прибавления относится и «полисиндетон», многосоюзие: Разве не затмевал он, почитай, всех граждан и доблестью, и славой, и достоинством; И обычаи, и помыслы, и нравы у всех различны; Ты продал и власть, и помощь, и право, и обычай, и договор..

Фигуры убавления – наименее многочисленная группа, в которую входят:

«эллипс» (elleipsis, «оставление»): Наконец, ты добрался до дела, а то, сам согласись, – одни пустяки да несообразности.

«зевгма» (nexum, syllēpsis, «сопряжение»): Так останется ли за таким имя порядочного, до и вообще человека?

«асиндетон», или бессоюзие: Тот в нашем деле оказался вдруг старым брюзгой, цензором, школьным наставником! Отчего, когда Лициний колебался, трепетал, отступал, убегал, эти бабьи ратники его упустили, не поймали, не изобличили, не добились признанья не созвали очевидцев, не воспользовались тем, что преступленье говорило само за себя?

Фигуры перемещения (расположения) возникают благодаря изменению естественного порядка слов в предложении. В зависимости от специфики этого изменения различаются:

«анастрофа», т.е. перемещение двух смежных слов: Наши предки <…> возвеличили имя народа римского.

«гипербат(он)» (transiectio), т.е. разъединение двух связанных слов: Правды сказать никакой ты не можешь.

«параллелизм», т.е. фигура, возникавшая на основе сходного лексико-синтаксического построения отрезков фразы. Заверяю вас, отцы-сенаторы, мы, консулы, проявим такую бдительность, вы – такой авторитет, римские всадники – такое мужество, все честные люди – такую сплоченность, что после отъезда Катилины все замыслы его вы увидите раскрытыми, разоблаченными, подавленными и понесшими должную кару.

Но более всего, судьи, поражало в нем умение <…> принимать то одно, то другое обличие: с угрюмыми держаться сурово, с общительными – приветливо, со стариками – степенно, с молодежью – радушно, дивить удалью разбойников и ненасытностью – развратников.

В зависимости от:

количества сходных отрезков (колонов) различаются диколоны, триколоны и т.д.;

равновеликости этих отрезков – точный «исоколон» и приблизительный «парисон»;

строения – прямой параллелизм, «антаподосис», и обращенный;

звучания – незарифмованный и зарифмованный («гомеотелевтон» – со сходными окончаниями; «гомеоптотон» – со сходными падежными окончаниями);

от значения членов – синонимические (disiunctio) и антонимические (adiunctio).

Фигуры переосмысления, или тропы, представляют собой отклонение от «естественной нормы» в пределах одного слова. Тропеическое значение слова может возникать в результате переноса значения, сужения значения и усиления значения. Наиболее многочисленна группа тропов, основанная на переносе значения. Перенос значения осуществляется разными способами, в результате выделяются разные тропы:

«метафора» (translatio) – перенос по сходству: разящий меч вашей суровости; обвинения, которые должны его обесславить и доспех его достоинства совлечь и похитить; в юности нас обуревают страсти.

«аллегория» – развернутая метафора, иносказание: Освободители отечества не могли находиться в том городе, с чьей выи они сбросили ярмо рабства; Но и сам я знаю немало примеров и от людей слыхал о тех, что не только пригубили этой жизни, не только, как говорится, кончиками пальцев к ней прикоснулись, но и всю свою молодость потопили в наслаждениях, а все-таки рано или поздно выплыли из этой пучины…

«метонимия» (denominatio) – перенос по смежности (причина – следствие; форма – содержание; свойство – носитель; означаемое – знак): Никогда бы людская молва с такой легкостью не подхватила бы эту сплетню, не будь любой срам к лицу Клодии; Кто величие власти, обретенной оружием, упрочивает законами.

«синекдоха» (intellectio) – перенос по количеству: часть = целое; род = вид; один = многие: Множество глаз и ушей будет… за тобой наблюдать и следить; Мне бы заботиться о голове Секста Росция, а я занялся заусеницей.

Частный случай синекдохи – «антономасия», «противоименование» – замена собственного имени более общим:

«ирония» (eirōneia, simulatio, illusio) – перенос по противоположности: [Катилина] даже приходит в сенат, участвует в обсуждении государственных дел, намечает и указывает своим взглядом тех из нас, кто должен быть убит, а мы, храбрые мужи, воображаем, что выполняем свой долг перед государством, уклоняясь от его бешенства и увертываясь от его оружия; Там этот доблестный воин и зимовал, да так, что не только из дому не выходил, но и с ложа не сходил.

Группа тропов, основанных на сужении значения, представлена «эмфазой».

Усиление значения образует два тропа:

«гиперболу», преувеличение: и Луций Сулла, кем одним устрояется государство, управляется мир, <…> может за чем-нибудь не уследить? Если одежду с себя, если перстень свой с пальца он тебе отдал, если из всех вещей он не удержал ничего, разве себя самого в своей наготе…

«мейосис», преуменьшение.

К тропам традиционно относятся:

«перифраза» (circuitus), т.е. описательное именование предмета: … Этот самый переезд и эта палатинская Медея как раз и стали для молодого человека источником всех бед…

«эвфемизм», частный случай перифразы, т.е. описательное именование низкого предмета: Да и не в моих обычаях враждовать с женщинами, – тем более с той, что всегда слыла скорее всеобщей подругой, нежели чьим-то недругом.

Такова разветвленная система фигур и тропов, описанных в античных риториках. Нельзя не заметить, что в современной стилистике упоминаются лишь те из них, которые активно используются в поэзии Нового времени. Такая редукция не в последнюю очередь объясняется особенностями самой античной номенклатуры фигур и тропов: «Во-первых, она очень тонко и наблюдательно отмечает отдельные стилистические «блестки» (lumina, любимое цицероновское слово), выделяющиеся на нейтральном речевом фоне. Во-вторых, она лишь неуверенно и неумело их систематизирует, границы между видами и разновидностями фигур сплошь и рядом оказываются расплывчатыми. В-третьих, она совершенно их не объясняет, так как исходное понятие, «естественная речь», для которой эти фигуры служат «украшением», остается непроанализированным и ощущается лишь интуитивно. В-четвертых, она неправильно их применяет, предполагая, что всякое скопление фигур делает речь возвышенной и художественной, между тем как фигуры такого рода изобилуют и в разговорной речи, а неупорядоченное их употребление может произвести лишь комический эффект» [34, c.47].

Однако перечисленные пробелы в теоретическом осмыслении «цветов красноречия» лишь предъявляют требования к современной стилистике, но не отменяют саму совокупность описанных античными риториками фигур и тропов. Совершенно очевидно, что для адекватного восприятия и анализа текстов, создававшихся в риторическую эпоху, необходимо использование именно античного риторического инструментария словесного оформления.

Отметим и другое. Выделяя фигуры и тропы, античная риторика дает статичную их классификацию и проходит мимо их динамической функции в составе текста. Между тем роль этой функции очень велика – фигуры и тропы являются мощным фактором связности текста. Заслуга античной риторики в предвосхищении современных представлений о природе текста и текстообразования.

Учение об отборе слов регламентировало правила пользования лексическим запасом языка. Четыре критерия отбора слов: употребительность (constuetudo), логика (ratio), авторитет (auctoritas), старина (vetustas) – позволяли оратору, при соблюдении должной меры (iudicium), создать искусственный язык ораторского высказывания, отличный от разговорного языка.

Критерии «авторитета» и «старины» ориентировали оратора на использование слов, употреблявшихся писателями-классиками и перешедших в общий язык. Слова, вышедшие из живого употребления, предлагалось использовать достаточно осмотрительно, чтобы речь не выглядела слишком архаической.

Критерий «логики» коррелировал с критерием «употребительности»: даже малоупотребительные слова, но с прозрачной этимологией, могли использоваться в речи.

Критерии отбора слов в своей совокупности ограждали ораторскую речь не только от разговорного языка, но и от потока вновь появлявшихся слов, будь то неологизмы или заимствования. В результате возникал рафинированный искусственный язык, характерными признаками которого были «почтенность» и «величавость».

Учение о сочетании слов регламентировало правила соединения слов, правила построения фраз и приемы ритмической организации высказывания.

Соединение слов регулировалось как со смысловой (расположение слов в порядке усиления значения; сохранение последовательности привычных сочетаний слов и т.д.), так и звуковой стороны – оратор должен был избегать однообразия слов, слогов, звуков, неблагозвучных сочетаний слов.

Правила построения фраз ориентировали оратора на создание ораторской периодической речи. Считалось, что по степени связанности речь может быть трех типов:

«распущенная», т.е. состоявшая из сверхкоротких сочетаний, «отрезков» (comma, incisum), коротких словосочетаний или простых предложений, «членов» (cōlon, membrum); данный тип речи чаще всего встречался в жанрах, близких устной речи, в ораторском высказывании – лишь в эмоциональных или полемических фрагментах;

«нанизанная», состоявшая из сменявших друг друга колонов; этот тип речи тоже тесно связан с устной речью – с устным рассказом, а в ораторской речи использовался в повествовании;

«связанная», состоявшая из периодов, т.е. сложных предложений, построенных на двучленной синтаксической конструкции – двойных союзах «если…, то…», «когда..., тогда…», «поскольку…, постольку…» и т.д. Именно эта двучленная синтаксическая конструкция «держит» фразу, придает ей напряженность, ожидание конца фразы. Если вы полномочны судить о достойных и добрых мужах и ценить заслуженных граждан, если дан наконец вам удобнейший случай, избранникам лучших сословий, чтоб вашу заботу о тех, кто достоин и добр, теперь изъявить уж не видом и словом, как прежде, а волей и делом, – то вот и настала пора вам решить: то ли нам, покоряясь, как всегда, вашей воле, удалиться отсюда в тоске и печали, то ли, напротив, столь много страдав от подлейших из граждан, найти возрождение в вас, в вашей твердости, доблести, мудрости?

Период делится на восходящую («протасис») и нисходящую («аподосис») часть; в зависимости от равномерности/неравномерности этих частей периоды различались симметричные и асимметричные. Периодическое построение фраз придавало ораторскому высказыванию оттенок выстроенности, искусственности.

 Этой же цели служило и учение о ритме. При этом ритмическая организация отнюдь не сводилась к метрической, более того, ораторы стремились к тому, чтобы избежать возникновения в прозе стихового эффекта.

 

Вопросы и задания

 

  1. Проанализируйте одну из речей античного оратора, например Цицерона, с точки зрения словесного оформления: выявите использованные риторические фигуры и тропы, объясните их функциональное назначение в тексте. Какие мысли выделяет с их помощью оратор, какого эффекта достигает?
  2. Обратившись к риторическим трактатам или к соответствующему разделу в книге «Античные теории языка и стиля», проанализируйте дефиниции основных тропов и фигур и сравните с современными определениями данных терминов. В какой мере античная риторическая мысль осознавала поэтическую функцию языка?
  3. Бытует мнение, что античная номенклатура фигур и тропов в литературе Нового времени представлена очень избирательно. Так ли это? Проанализируйте словесное оформление поэтического или прозаического текста, созданного в ХХ веке. В какой мере представлены в нем фигуры и тропы? Попробуйте определить, в чем состоит стилистический эффект используемых в этом произведении риторических фигур.
  4. Как вы понимаете слова известного французского ученого структуралиста Р.Барта: «обычно мы отправляем фигуры мысли в музей педантского формализма <…> А через эти риторические фигуры язык навязывает целую систему видения мира. Это относится к стилю? к языку? Ни к тому, ни к другому; на самом деле речь идет о совершенно особом установлении, о форме мира». Как античная система фигур и тропов характеризует античное видение мира? Как фигуры мысли и слова корреспондируют с системой общих мест?
  5. Какие виды упражнений по совершенствованию стиля предлагали античные риторики? Сравните их с заданиями, представленными в современных учебниках по стилистике. Чем отличаются методические принципы и как можно объяснить эти отличия?