Теория и практика римского красноречия I–III вв. н.э.
Новый этап в развитии риторической теории и практического красноречия начинается после падения римской республики и утверждения империи в I в. н.э. Уходит в прошлое политическое красноречие, уступив место красноречию торжественному (эпидейктическому). Как скажет Тацит в «Диалоге об ораторах», «Август умиротворил красноречие». Важно и другое. В.Татаркевич приводит мнение автора анонимного трактата I в. н.э. «О возвышенном» о причине отсутствия великих людей во всех сферах римской жизни, в том числе и в искусстве красноречия, которая, по мнению теоретика, кроется в отсутствии внешней и внутренней свободы: «Мы, люди современной эпохи, с детства возрастаем в духе деспотизма… и не пьем от самого прекрасного и выдающегося источника, источника свободы. Всякий деспотизм, даже самый справедливый, все равно только клетка и всеобщая тюрьма. <…> Корыстолюбие, которым все охвачены в своей ненасытности, и жажда наслаждения делают нас рабами» [Цит. по: 67, с.166].
Детальная разработка римского права, как частного, так и государственного, сделала излишним красноречие судебное. «Разрушение гуманистического идеала политической активности как единства философии и красноречия, в последний раз провозглашенного Цицероном, в равной степени отразилось на судьбе и философии, и красноречия. Как философия все больше уходит в религию, так красноречие все больше уходит в эстетическую игру стилем» [35, с.469]. Становится популярным так называемое «новое красноречие», характерными чертами которого были короткие, рубленые фразы, игра парадоксами, антитезами, увлечение сентенциями, т.е. погоня за внешними эффектами.
Получают распространение риторические школы, в которых основным видом занятий стали декламации – речи на вымышленные темы. Сенека Старший (Сенека-ритор) на рубеже I в. до н.э. – I в. н.э. составил сборник риторических упражнений «Контроверсии», в котором темы для судебных речей сопровождаются ценными автобиографическими, бытовыми сведениями, а также материалами о современных ораторах. Как и в Греции, контроверсии и суазории оказали влияние на разработку не только риторической, но и литературной техники, в частности, на становление романа. Другим примером школьных риторических руководств могут быть девять книг «Достопамятных деяний и изречений» Валерия Максима (31 г. н.э.) – собрание необходимых для оратора исторических примеров и афоризмов. В риторических школах закрепляется «новый стиль» красноречия.
Памятниками теоретической мысли данного периода, отразившими противостояние «нового стиля» с одной стороны и формирующейся классической реакции на этот стиль с другой, являются анонимный греческий трактат «О возвышенном» (40-е гг. н.э.), долгое время приписывавшийся ритору II в. н.э. Лонгину, и сочинения Марка Фабия Квинтилиана (35–96 гг.) – трактат «О причинах упадка красноречия» и обширное сочинение «Образование оратора», своеобразный компендиум античной риторической науки, в котором вопросы собственно риторические рассматриваются вкупе с вопросами педагогическими.
Непосредственным поводом для написания трактата «О возвышенном» послужило появление трактата ритора Цецилия с тем же названием, однако псевдо-Лонгин подключается к более широкому кругу дискуссионных проблем, обсуждавшихся сторонниками азианства и аттицизма. Псевдо-Лонгин осуждает крайности стиля, в чем бы они ни выражались; он ставит вопрос о природе категории возвышенного и, в отличие от Цецилия, который сводил возвышенное к стилистическому явлению, видит истоки возвышенного в пафосе и экстазе оратора: «… в речах следует искать то, что возвышает их над повседневной человеческой жизнью». Эта исследовательская установка определяет его интерпретацию фигур речи, в характеристике которых он акцентирует их психологическое воздействие. Например, преимущество такой фигуры, как асиндетон (бессоюзие), он объясняет так: «Союзы до гладкости отполировали все неровности и шероховатости патетической речи, соскоблив заодно же всю ее остроту и блеск. <…> Подобно бегуну, которого внезапно связали и лишили свободы передвижения, спотыкается патетическая речь, опутанная союзами и прочими препятствиями» [9, с.43-44].
Подчеркивая роль демократических свобод в развитии искусства красноречия, автор трактата приводит слова неизвестного философа: «Раб никогда не может быть оратором. Боязнь свободного слова, подобно некоему недремлющему стражу, сразу же бурно закипает в его груди и смиряет его, привыкшего к постоянным побоям <…> Для человека любое рабство – тот ящик, в который, словно в темницу, заключена его душа, … а от пребывания в нем душа становится ничтожной и безобразной» [9, с.79].
В отличие от автора трактата «О возвышенном» Квинтилиан основной причиной упадка красноречия считает несовершенство системы подготовки ораторов и потому разворачивает масштабную концепцию риторического обучения, в основе которой – воспитание личности оратора. Средством этого воспитания, по его мнению, является формирование нравственности и вкуса; при этом нравственный облик оратора зависит как от уровня его общей культуры (оратору необходимо знание философии, гражданского права и истории), так и от образа жизни («Нельзя быть истинным оратором, не будучи честным человеком»), а вкус обеспечивается постоянными риторическими занятиями, прежде всего чтением текстов образцовых ораторов. Идеальным образцом для подражания, согласно Квинтилиану, является Цицерон, однако наследие Цицерона Квинтилиан трансформирует в соответствии со вкусами эпохи: «Для Цицерона основу риторики представляет освоение философии, для Квинтилиана – изучение классических писателей; Цицерон хочет видеть в ораторе мыслителя, Квинтилиан – стилиста; Цицерон ратует против школярства, за практическое образование на форуме, у Квинтилиана центром всей образовательной системы является риторическая школа; для Цицерона критерий ораторского успеха – одобрение народа, для Квинтилиана – суждение литературно искушенных ценителей. Все показывает глубокую разницу двух эпох: при Цицероне красноречие было орудием общественной борьбы, при Квинтилиане – стало ученым развлечением в общественном застое» [35, с.480].
Эта исторически взвешенная оценка тем не менее не должна заслонять значение труда Квинтилиана как первого педагогического руководства, многие рекомендации которого не утратили актуальности по сей день. Среди них выделим следующие соображения: в детстве важны культурный уровень семьи и среды, грамотная речь людей, окружающих ребенка; развитие памяти; заучивание в процессе игры изречений, стихотворных строк; формирование дикции через произнесение скороговорок; на стадии школьного обучения – постоянные упражнения в составлении речей; анализ литературных (поэтических) произведений с точки зрения стиля – выяснение значений слов, малоупотребительных выражений; анализ фигур и тропов; обязательные упражнения в грамматике и орфоэпии; чтение ораторов и историков; упражнения в пересказе произведений разных жанров, в переложении стихов в прозу, в переводе с одного языка на другой и т.д. По существу Квинтилиан создал стройную педагогическую систему воспитания языковой личности. В то же время Квинтилиан оформил классическую методику обучения ораторскому искусству, которая предполагает изучение риторической теории, изучение классических образцов ораторского искусства, подражание образцам и собственную ораторскую практику. Настаивая на знании риторических правил, Квинтилиан предостерегает от слепого следования им: «Риторика была бы наукою весьма легкою и маловажною, ежели бы состояла из столь малого числа кратких правил». Оратор, по мнению Квинтилиана, должен сообразовывать риторические рекомендации со здравым смыслом и иметь в виду приличие (соответствие ситуации) и пользу слушателя. «Великого труда, непрерывного учения, многих опытов, совершенного благоразумия и здравого рассудка требует наука красноречия» [6, ч.1, с.139].
Можно согласиться со справедливым утверждением Ю.В.Рождественского: «…Риторика Квинтилиана – это первая строгая методическая система, отличающаяся всеми признаками систем программированного обучения.
Как и всякая система программированного обучения, эта система не считается с индивидуальными способностями, с интуицией обучающегося, с возможностями переноса механизмов психики с одних задач на другие… Но данная система безусловно воспитывает риторическую грамотность, если все элементы обучения будут пройдены прочно.
Развитие риторики после Квинтилиана показывает, что никто не достиг в последующих риториках методической цельности в пределах поставленной образовательной задачи. Все последующие риторики под воздействием стиля речевых отношений разрабатывали какие-то блоки схемы Квинтилиана – то учение о фигурах, то учение об общих местах, то аргументацию, то дикцию, то формы устных и письменных текстов и др.» [64, с.173].
Задание
Сопоставьте рекомендации Цицерона и Квинтилиана для начинающих ораторов. Чем отличается концепция риторического образования Цицерона и Квинтилиана? Какими факторами можно объяснить эти отличия?
К обсуждению причин упадка ораторского искусства обратился в «Разговоре об ораторах» Публий Корнелий Тацит (ок. 54-123 гг.), видный оратор и историк. Утверждая божественное происхождение и небесную мощь красноречия, подчеркивая, что риторика выше поэзии, равно как слава ораторов выше, прочнее, чем слава поэтов, герои диалога тем не менее вынуждены признать, что время красноречия кончилось вместе с республикой: в империи красноречие утрачивает смысл и мыслящий человек может больше принести пользы обществу на ниве поэзии или истории. Признавая высокие достоинства ораторского искусства Цицерона, Тацит настаивает на том, что в изменившихся условиях ораторский стиль должен быть иным: «У красноречия не всегда одно и то же лицо». Поэтому Тацит, критикуя недостатки «нового стиля», признает его жизнеспособность. Позднее в своей «Истории» и «Анналах» Тацит сумеет трансформировать «новый стиль», придав риторике монументальность и значительность. Затронут в «Разговоре» и вопрос о воспитании оратора. Тацит справедливо считает, что подлинной школой красноречия может стать только реальная ораторская практика под руководством опытного наставника, а не сочинение надуманных речей в риторических школах.
Последний этап развития античной риторики и красноречия – II-III вв. н.э., время «эллинского возрождения» и «второй софистики», когда в культурной жизни процветает эллинофильство, когда вновь появляются странствующие риторы, устраивая показательные выступления перед многочисленной аудиторией. «В эту пору идеологической депрессии и духовного рантьерства философия и риторика одинаково дороги общественному сознанию как наследие благословенной древности. Поэтому философия и риторика начинают сближаться и взаимопроникать. …Этот странный смешанный духовный продукт – центральное явление «эллинского возрождения». Ритор Филострат, подводя в III в. итоги «возрождения», назвал его «философствующей риторикой» и провозгласил ее мастеров непосредственными продолжателями древних софистов. Поэтому в историю это умственное движение II-III вв. н.э. вошло под названием второй софистики» [35, с.489].
Синтез философии и риторики не был органичным. Чаще всего это была игра в философствование, маска мудрости вместо подлинного поиска истины (Элий Аристид, Лукиан, Либаний). Наиболее известный оратор этой эпохи – Дион Хрисостом (Златоуст – 40–120 гг. н.э.), стремившийся не к игровому, а подлинному синтезу философии и риторики. В ораторской практике представителей «второй софистики» с совершенной очевидностью обозначился тот саморазлад риторики, который наметился в период Римской республики и вполне определенно проявился в труде Квинтилиана. Идея единства мысли и слова в Логосе, которая определяла риторическую концепцию Аристотеля и ораторскую практику Демосфена (риторика – искусство убеждать), уже у Квинтилиана и Цицерона начинает разрушаться: для Квинтилиана риторика – искусство говорить хорошо, где «хорошо» означает не только убедительно, но и красиво (этим представлением определяются достоинства и недостатки ораторской практики Цицерона). К моменту «второй софистики» в правой части этой формулы остается только одно слагаемое – «красиво».
Памятник теоретической мысли периода «второй софистики» – трактат «Об идеях» Гермогена из Тарса (к.II – нач. III в.), в котором разрабатывается проблема типов речи и ее свойств – красоты, величавости, ясности.
III век обозначил кризис античной культуры и ее завершение. На смену античности шло средневековье, когда христианство трансформирует риторику и ораторское искусство применительно к своим нуждам. Риторика не исчезнет, но ее развитие в дальнейшем будет осуществляться за счет преимущественного расширения лишь одной части – раздела элокуции о тропах и фигурах, что неизбежно приведет в конце XVIII – начале XIX вв. к полной дискредитации науки об ораторском искусстве.
«История риторики закончилась одновременно с концом античности. Она так и осталась делом античности, когда проявила и реализовала все свои возможности. Риторика оказалась у древних предметом наиболее разноречивых оценок: от крайнего осуждения у Платона до крайнего преувеличения у Цицерона. Риторика усваивала все стили – от классического аттического до «барочного» азианийского. А также все интерпретации – от чисто этической до формальной. Риторика фигурировала как раздел поэтики, раздел этики, раздел логики, раздел философии» [67, с.253]. Уточним: объединяла поэтику, этику, логику, философию, будучи целостным гуманитарным знанием, способом познания, оценки и интерпретации действительности. В этом своем креативном качестве она вновь стала метанаукой современного гуманитарного знания.