ПРИЛОЖЕНИЕ 3

 

ЛИНГВИСТЫ О ГРАММАТИЧЕСКОЙ СИСТЕМЕ РУССКОГО ЯЗЫКА

 

Л.В. Щерба

О частях речи в русском языке

 

<…> Внешние выразители категорий могут быть самые разнообразные: «изменяемость» слов разных типов, префиксы, суффиксы, окончания, фразовое ударение, интонация, порядок слoв, особые вспомогательные слова, синтаксическая связь и т. д. <…>

Существование всякой грамматической категории обусловливается тесной, неразрывной связью ее смысла и всех формальных признаков, так как неизвестно, значат ли они что-либо, a следовательно — существуют ли они как таковые, и существует ли сама категория. <…>

Категории могут иметь по нескольку формальных признаков, из котoрых некоторые в отдельных случaях могут и отсутствовать. Категория существительных выражается своей специфической изменяемостью и своими синтаксическими связями. Какаду не склоняется, но сочетания мой какаду, какаду моего брата, какаду сидит в клетке достаточно характеризуют какаду как существительное. Больше того, если в языковой системе какая-либо категория нашла себе полное выражение, то уже один смысл заставляет нас подводить то или другое слово под данную категорию: если мы знаем, что какаду — название птицы, мы не ищем формальных признаков для того, чтобы узнать в этoм слове существительное.

Яркость отдельных категорий не одинакова, чтo зависит, конечно, в первую голову от яркости и определенности, а отчасти и количества формальных признаков. Яркость же и формальной, и смысловой стороны категории зависит от соотносительности как формальных элементов, так и смысла, так как контрасты сосредоточивают на себе наше внимание: белый, белизна, бело, белеть очень хорошо выделяют кaтегории прилагательного, существительного, наречия и глагола.

Раз формальные признаки не ограничиваются одними морфологическими, то становится ясным, что  м а т е р и а л ь н о  одно и то же словo может фигурировать в разных категориях: так, кругом мoжет быть или наречием, или предлогом.

Если в вопросе о частях речи мы имеем дело не с классификацией слов, то может случиться, что одно и то же слово oкажется одновременно подводимым под разные категории. Таковы  п р и ч а с т и я,  где мы видим сосуществование категорий глагола и прилагательного; таковы знаменательные  с в я з к и,  где уживаются в одном слове и связка, и глагол. <…>

Перехожу собственно к обозрению «частей речи» в русском языке.

I. Прежде всего очень неясная и тyманная категория  м e ж д о м е т и й,  значение которых сводится к «эмоциональности» и «отсутствию познавательных элементов», a формальный признак к полной синтакcичeской обособленности, отсутствию каких 6ы то ни было связей c предшествующими и последующими элементами в потоке речи. Примеры: ай-ай!, ах!, ура!, боже мой!, беда! <…>

Само собой разумеется, что так нaзываемые звукоподражательные мяу-мяу, вау-вау и т.п. нет никаких оснований относить к междометиям.

II. Дaлее следует отметить две соотносительные категории: категорию слов знаменательных и категорию слов  с л у ж е б н ы х.  Различия между этими категориями сводятся к следующим пунктам: 1) первые имеют самостоятельное значение, вторые лишь выражают отношение между предметами мысли; 2) первые сами по себе способны распространять данное слово или сочетание слов: я кожу — я хожу кругом; я пишу — я пишу книгу — я пишу большую книгу; вторые сами по себе неспособны распространять слова: на, при, в, u, чтобы, быть, стать (в смысле с в я з о к), кругом (я хожу кругом дома); 3) первые могут носить на себе фразовое ударение; вторые никогда его не имеют, кроме случая выделения слов по контрасту (он не только был вкусный, но u будет вкусный), что является особым случаем, так как по контрасту могут выделяться и неударяемые морфемы (части) слов. Второе и третье различия следует считать формальными признаками этих категорий. Отнюдь не следует считать признаком служебных слов их неизменяемость, так как некоторые служебные слова изменяются, как например связки (спрягаются), относительные которые, какой (склоняются и изменяются по родам).

С категорией слов знаменательных контаминируются более частные категории: существительных, прилагательных, наречий, глаголов, количественных слов, категории состояния. <…>

III. Перехожу к   с у щ е с т в и т е л ь н ы м.  Значение этой категории известно — предметность. При ее посредстве мы можем любые лексические значения, и действия, и состояния, и качества, не говоря уже о предметах, представлять как предметы: действие, лежание, доброта и т.д. Формальными признаками этой категории являются: изменяемость по падежам и соответственные системы окончаний; ряд словообразовательных суффиксов имен существительных; определение посредством прилагательных; согласование относящегося к данному слову прилагательного; отсутствие согласования с существительным, явно или непосредственно подразумеваемым; глагол или связка в личной форме, относящиеся к данному слову (люди были несчастны). Из сказанного явствует, что в выражениях этот нищий, все доброе нищий и доброе будут существительными. С другой стороны, явствует и то, что целый ряд «местоимений» приходится считать существительными: я, мы, она, себя, кто? некто, никто, кто-то; кроме того, это, то и всё, употребляющиеся в качестве существительных в форме среднего рода; всякий и каждый, употребляющиеся в качестве существительных лишь в форме мужского рода; все, употребляющееся в качестве существительного во множественном числе. Примеры: я этого не переношу; это уже надоело; я знаю всё; всякий это знает. <…>

IV. Значение категории  п р и л а г а т е л ь н ы х  в русском языке — конечно, качество. <…> Формально она выражается прежде всего своим отношением к существительному: без существительного, явного или подразумеваемого, нет прилагательного. Далее, она выражается формами согласования с существительным, хотя это и не абсолютно обязательно; своеобразной изменяемостью, куда входит и изменение по степеням сравнения; рядом словообразовательных суффиксов: -(е)н-, -ист-, -ан-, -оват- и т. д.; наконец, она выражается и определяющим наречием. <…>

V. Особой категорией приходится признать  с л о в а   к о л и ч е с т в е н н ы е. Значением является отвлеченная идея числа, а формальным признаком своеобразный тип сочетания с существительным, к которому относится слово, выражающее количество. Благодаря этим типам сочетаний категория слов количественных изъемлется из категории прилагательных, куда она естественнее всего могла бы относиться, а также из категории существительных, с которыми она сходна формами склонения. Эти типы сочетаний состоят в том, что в именительном и винительном падежах определяемое ставится в родительном падеже множественного числа (при два, три, четыре — в родительном падеже единственного числа), а в косвенных падежах ожидаемое согласование в падеже восстанавливается: пять книг — с пятью книгами, двадцать солдат — при двадцати солдатах. <…>

Переходя к служебным словам, приходится прежде всего отметить, что общие категории здесь не всегда ясны и во всяком случае зачастую мало содержательны.

VIII. С в я з к и.  Строго говоря, существует только одна связка быть, выражающая логическое отношение между подлежащим и сказуемым. Все остальные связки являются более или менее знаменательными, т. e. представляют из себя контаминацию  г л а г о л а   и   с в я з к и,  где глагольность может быть более или менее ярко выражена. <…>

IX. Далее, мы имеем группу частиц, соединяющих два слова или две группы слов в одну синтагму (простейшее синтаксическое целое) и выpажающих отношение «определяющего» к «определяемому». Они называются   п р е д л о г а м и,  формальным признаком которых в русском языке является управление падежом. <…>

X. Далее, можно констатировать группу частиц, соединяющих слова или грyппы слов в одно целое — синтагму или синтаксическое целое высшего порядка — на равных правах, а не на принципе «определяющего» и «определяемого» и называемых обыкновенно  с о ю з а м и   с о ч и н и т е л ь н ы м и. <…>

XI. Совершенно особую группу составляют частицы, выражающие отношение «определяющего» к «определяемому» между двумя синтагмами и объединяющие их в одно синтаксическое целое высшего порядка. Частицы эти удобнее всего назвать    о т н о- с и т е л ь н ы м и    с л о в а м и.   Сюда подойдет и то, что традиционно называют    с о ю- з а м и   подчинительными (пока, когда, как, если, лишь только и т. п.); но сюда подойдут и так называемые «относительные местоимения и наречия» (котоpый, какой, где, куда, зачем и т. д.). Говорю «так называемые», потому что зачастую действительно нет причин видеть, например, в относительном который знаменательное слово, так как оно имеет лишь фоpмы знаменательныx слов, но не их значение. <…>

Щерба Л.B. Языковая система и рeчевая деятельность. —

Л., 1974. — C. 78 — 98. 

 

В.В. Одинцов

Сколько частей речи в русском языке?

 

Сейчас любой школьник, наверное, без труда отличит прилагательное от существительного. Например, зелень листьев — зеленые листья. Смысл один, но зелень — существительное, хотя и обозначает цвет, а зеленые — прилагательное. Что их отличает? Формальные признаки, особенно оформление слова. У прилагательных свои окончания. Золото волос — слово золото определяет предмет, указывает на его качество, то же самое, что серебряная посуда, но части речи разные. Быстрота — существительное, быстрый — прилагательное, а также белизна — белый, смелость — смелый и т.п.

Или, например, больной. <…> Просто больной или больной человек? У слов военный, рабочий, ученый и т.п. все как у прилагательных, но они могут быть и существительными и прилагательными. <…> И такие «переходы» характерны не только для существительных. Попробуем решить проблему двух ах у Пушкина.             Впрочем, кажется, что ах — всегда ах — междометие, очень уж оно просто и определенно. В III главе «Евгения Онегина описывается, как Татьяна ждет Евгения: И слез был полон томный взор, Вдруг топот!.. кровь ее застыла, Вот ближе! Скачут… и на двор Евгений! «Ах» — и легче тени Татьяна прыг в другие сени… Ах — это воскликнула Татьяна. Здесь ах — междометие.

Второй случай как будто ничем не отличается от первого в V главе, в описании сна Татьяны: Но вдруг сугроб зашевелился, И кто ж из-под него явился? Большой взъерошенный медведь; Татьяна ах! а он реветь…       

Академик Л.В.Щерба в отношении этого ах! писал: «Для меня ах относится к Татьяне и является глаголом, а вовсе не междометием». Да, оно обозначает действие, так же как прыг в предыдущем примере.

Ученые, выделяя классы, группы слов и формы, стараются наиболее полно и точно описать структуры языка, но взгляды ученых меняются, наука развивается. Мы привыкаем к определенным классификациям, однако это условное деление; абсолютно строгое и четкое разграничение провести не всегда возможно: слова могут переходить из одной части речи в другую, в одних и тех же классах слов обнаруживаются грамматические признаки разных частей речи, границы между ними неустойчивые. Может быть это недостаток языка? нет, это признак высокого развития языка, его способности выражать тончайшие оттенки мысли, это грамматическая основа гибкости языка.

Если какие-то группы слов можно с равными (или почти равными) основаниями относить то к одной, то к другой категории, то, естественно, возникает вопрос: какие же критерии считать необходимыми и достаточными для распределения слов по частям речи? И как следствие другой вопрос: а сколько вообще частей речи в нашем языке?

Академик Л.В. Щерба в известной статье «О частях речи в русском языке» рассуждал: если мы данное слово относим к какому-то классу, к какой-то категории, то само собой разумеется, что должны быть какие-то внешние выразители этих категорий. Внешние выразители, или, точнее, формальные признаки, могут быть весьма различными: окончания, суффиксы, приставки, а также интонация, ударение, порядок слов и др. Во фразе Когда вы приехали? Ударение на когда определяет его как наречие, а отсутствие ударения во фразе Когда вы приехали, было еще светло определяет его как союз.

Но ведь один и тот же формальный признак может характеризовать разные категории: например, окончание –а в слове вода выражает именительный падеж существительного женского рода, а в слове стола — родительный мужского. Форма одна, а значения разные. Следовательно, важно учитывать не только форму, но и значение, причем не лексическое, а грамматическое (скажем, в существительных — значение предметности, то самое значение, которое позволяет нам даже действия, качества (бег, доброта) представлять, мыслить как предметы).

Здесь, как и всегда, форма неразрывно связана с содержанием. Академик Л.В. Щерба так формулирует этот основной закон грамматики: «Существование всякой грамматической категории обусловливается тесной, неразрывной связью ее смысла и всех ее формальных признаков». <…>

Сколько все-таки частей речи в русском языке? В 30-е годы XX века в очень популярной, выдержавшей множество изданий книге А.М. Пешковского «Русский синтаксис в научном освещении» выделялись четыре основные части речи — существительное, прилагательное, глагол и наречие. Об остальных категориях было сказано глухо. В капитальном труде В. В. Виноградова «Русский язык» (изд. 1-е –1947 г., изд. 2-е, посмертное — 1972 г.) категории слов делились на части речи (существительное, прилагательное, числительное, местоимение, глагол, наречие, категория состояния) и частицы речи (частицы в собственном смысле, частицы-связки, предлоги, союзы); кроме того, самостоятельно выделялись две другие категории — модальные слова и междометия. Академическая грамматика 1952 — 1954 годов установила десять частей речи: существительное, прилагательное, числительное, местоимение, глагол, наречие, предлог, союз, частицы, междометие. Академическая грамматика, вышедшая в 1980 году под редакцией проф. Н.Ю. Шведовой, сохранила те же части речи. Но эта близость старой и новой грамматик кажущаяся. Сохранив количество разрядов, новая грамматика изменила их состав. Изменения весьма значительны. Так, в разделе местоимений остались только «местоимения-существительные» (он, кто, что, никто, ничто), а местоимения мой, твой, наш, какой, который, чей-нибудь, никакой и др. оказались среди прилагательных. В разряд прилагательных были отнесены порядковые числительные, которые в новой грамматике называются порядковыми прилагательными, бывшее числительное один и др.

Наверное, и в последующих академических грамматиках многое будет расставлено иначе.

Как все просто и хорошо было в школе и как усложняют дело лингвисты! Не лучше ли оставить все по-старому и ничего больше не менять? «Оканчивая свое описание так называемых «частей речи» в русском языке, — писал в заключение своей статьи о частях речи академик Л. В. Щерба, — я начинаю слышать тот стон, который идет из учительских рядов: «Как все это сложно! Неужели все это можно нести в школу? Нам надо бы что-нибудь попроще, поотчетливее, попрактичнее...» К сожалению, жизнь людей не проста, и если мы хотим изучать жизнь, — а язык есть кусочек жизни людей, — то это не может быть просто и схематично. Всякое упрощение, схематизация грозит разойтись с жизнью, а главное, перестает учить наблюдать жизнь и ее факты, перестает учить вдумываться в ее факты».

Одинцов В.В. Лингвистические парадоксы. — М.,

1982. — С. 90 — 101.

 

П.А. Лекант

Kатегориальная семантика частей речи в русском языке

 

Категория частей речи — ядро грамматической системы русского языка, — в ней наиболее глубоко и наглядно представлены целостность и единство грамматического строя. Морфологическая статика и синтаксическая динамика кристаллизованы в системе частей речи. «Морфологические формы — это состоявшиеся синтаксические формы».

Безусловно, синтаксический аспект характерен для сиcтемы частей речи в целом и для каждой отдельной части речи в частности, но данная категория принадлежит слову и составляет предмет грамматического учения o слове, то есть предмет морфологии.

И принципы выделения и описания частей речи в русском языке, и их число, и их система, иерархия — всё это представляет предмет обсуждений, споров, компромиссов и приносит, на наш взгляд, немалую пользу науке. Как отметил В.В. Виноградов, число частей речи, выделяемых разными учёными, ко­леблется от двух или трёх до двух десятков.

Расхождения, понятно, определяются пониманием природы частей речи, a следовательно, набором их интегpальных и дифференциальных признаков. Прежде всего, существуют (a порою сосуществуют, даже смешиваются) два кардинально различных принципа понимания и выделении частей речи — классификационный и категориальный. Первый заключается в разбиении всего состава слов русского языка нa классы (части речи) по набору дифференциальных признаков. Второй, категориальный, принцип представляет части речи как категории высшего грамматического уровня, присущие словам определенного класса и обладающие определённым набором грамматических категорий более низкого уровня (крайним проявлением второго принципа, вероятно, можно считать противопоставление класса склоняемых и класса спрягаемых слов).

Различие двух указанных принципов отмечал A.M. Пешковский: «Когда подходят к частям речи c классификационной точки зрения, естественно, стараются разместить все слова языка по тем или иным устaновленным данной классификацией рубрикам. <... > Мы не делим слова на разряды, а выделяем из языка группы слов и форм с одинаковым фор­мальным значением» (разрядка автора. — П.Л.).B соответствии c данным значением (напр., «делания или действия» для глагола) автор устанавливает «формальные категории», в частности, «предметность», или «существенность».

Определить и разделить результаты применения указанных принципов в грамматических учениях довольно сложно. Во-первых, их (принципов) сущность и различие не определены c должной глубиной. Во-вторых, грамматическая традиция тормозит (в данном случае!) установление, разработку «новой» системы частей речи. В-третьих, развитие нoвых направлений лингвистики, узурпировавших термин «грамматика» («коммyникативная грамматика», «функциональная грамматика», «когнитивная грамматика»...?) и зачастую третирующих «традиционную» грамматику, то есть собственно грамматику, создаёт иллюзию второстепенности, неактуальности как самого понятия «части речи», так и научных поисков в этой области грамматики.

Терминология учения o частях речи остаётся плохо проработанной, непоследовательной, a порой и небрежной. Это видно в названии главного признака части речи (при любом подходе — классификационном или категориальном) — общего значения: значение, общее значение, единое грамматическое значение, название, формальное значение, категориальное значение и даже — обобщённое лексическое значение. Другой пример — названия части речи: категория состояния, безлично-предикативные слова, предикативы, предикативное наречие, слова состояния (предложенная Г.A. Золотовой часть речи «категория оценки» также имеет вариант названия — предикативы оценки).

Эволюция учения o частях речи в русской лингвистике определялась борьбой двух указанных принципов — осознанной или неосознанной. Причём стержневой проблемой оставалась трактовка «основного значения» части речи: она неуклонно двигалась от универсально-логической к категориально-грамматической. Параллельно разрабатывались принципы определения иерархии в системе частей речи.

А.M. Пешковский ввёл понятие основных частей речи: имя существительное, имя прилагaтельнoе, глагол, наречие — они же «основные грамматические категории». На их фоне были определeны «смешанные части речи» — причастие и деепричастие.

В противовес линейному принципу «расположения» частей речи, В.А. Богородицкий ещё более детально определил их иерархию: не только противопоставил «слова c собственным значением» и «слова без собственного значения» (ср.: знаменательные — незнаменательные), но и разделил первые на самостоятельные (существительные, личные местоимения, глагол) и подчинённые (прилагательное < с причастием >, числительное, определительно-указательные местоимения, наречие <с деепричастием>). К сожалению, этот значительный шаг в направлении к иерархическому представлению системы частей речи как общеграмматическому явлению не получил должного понимания и развития.

B учении o частях речи B.B. Виноградова, на наш взгляд, нашли разрешение и категориальный принцип определения частей речи, и принцип иерархической организации системы частей речи. «Классификация слов должна быть конструктивной. Она не может игнорировать ни одной стороны в структуре словa». По этому принципу были выделены известные четыре структурно-семантических класса слов.

B определении сущности собственно частей речи В.В. Виноградов явно стоит на стороне классификационного, а не категориального принципа. Так определяется имя существительное: «Под эту категорию подводятся слова, выражающие предметность и представляющие её в формах рода, числа и падежа». Так представлена сущность категориального значения, его формальное выражение (ср. «формальное значение» y A.M. Пешковского). Однако описание частей речи y B.B. Виноградова представлено во всей полноте (c учётом морфемной структуры, синтаксической функции), что дало повод его последователям руководствоваться в определении части речи набором признаков;первым из них указывалось значение, трактовка которого сближалась c номинативностью (часть речи называет предмет, действие и пр.).

Противоречивость, непоследовательность и неустойчивость трактовки обобщённого значения частей речи обнаруживается в двух академических грамматиках — 1952 и 1980. <... >Обратимся в заключение к вопросу об иерархии частей речи в единой системе, которая «должна быть конструктивной», по выражению B.B. Виноградова. Мы убедились, что найти общий признак всех частей речи, единое основание для классификации очень сложно.

Система частей речи русского языка является иерархической, классификация — ступенчатой. «Характеристика каждой единицы определяется взаимообусловленностью её формы, значения и функции (подчёркнуто автором — П.А.)».Мы полагаем, что этот принцип применим к характеристике частей речи.

Мы представляем современную систему частей речи русского языка в следующем виде.

Части речи разделяются на: 1) знаменательные, 2) полузнаменательные, 3) незнаменательные.

1. Знаменательные части речи: a) основные: имя существительное, имя прилагательное, глагол, наречие; б) смешанные («гибридные»): причастие, предикатив.

2. Полузнаменательные части речи: местоимение, числительное, негатив.

3. Незнаменательные части речи: a) скрепы (предлог, союз); б) частицы.

Лекант П.А. Очерки по грамматике русского языка. —

 М., 2002. С. 7 — 17.

  

В.В.Виноградов

Лексико-семантические различия, связанные

с формами числа имен существительных

 

С грамматическими формами числа связаны разные лексические значения. Например, слово атмосфера лишено форм множественного числа во всех значениях, кроме одного — специального. Обозначая в физике и технике единицу для измерения давления газообразных тел (равную 1,033 кг, или 1 кг на 1 см²), оно образует формы множественного числа. Слово красота в отвлеченно-качественном значении, а также в значении красивой, привлекательной наружности употребляется только в единственном числе. Во множественном числе форма красоты получает новое значение: красивые места — то, что производит эстетическое впечатление (ср. длинноты). В слове крайность некоторые значения, а именно значения: 1) тяжелое, опасное положение, 2) бедность, нужда, — связаны только с формами единственного числа. Напротив, значения крайней степени и крайней противоположности проявляются в формах единственного и множественного числа (ср. крайности сходятся). Устои в смысле моральных основ — pluraliatantum. Напротив, в техническом значении устой имеет формы обоих чисел. Ср.: вес и весы.

Итак, формы числа выступают как способ грамматической дифференциации разных значений слов. Распад слов на два или несколько самостоятельных слов — омонимов — нередко подчеркивается различиями в формах числа. Например, слово долг содержит два значения: 1) обязанность (исполнить гражданский долг; чувство долга); 2) взятое взаймы (отдать долг). Смысл таких фраз, как остаться в долгу перед кем-нибудь; отдать последний долг кому-нибудь — свидетельствует о былой тесной связи этих двух значений. Близость этих двух значений сказывается и в слове должник, которое употребляется не только в прямом, но и переносном значении. Ср. значения слова должен (должен большую сумму денег и должен завтра уехать). Но производные слова: должный (не на должной высоте, с должным вниманием и т. п.), долженствование, должно, должность и т. п. направляются по руслу лишь одного из значений слова долг, именно: значения — обязанность. Таким образом, намечается некоторая тенденция к превращению двух различных значений слова долг в омонимы, в два отдельных слова. Различия между ними углубляются фразеологически. Ср.: отдать, вернуть долг; расплатиться с долгом; наделать долгов; долг чести и т. п. и исполнить долг, считать своим долгом, гражданский долг, чувство долга и другие подобные.

Грамматические особенности содействуют разграничению двух омонимов. От слова долг (в значении «взятое взаймы») легко образуются формы множественного числа: долги, долгов и т. п. Между тем долг — обязанность — употребляется преимущественно в единственном числе. Если же к этому значению приспособляются формы множественного числа, то ударение в них остается на основе: долги. У Островского в пьесе «Красавец-мужчина» Окоемов говорит: «Потом, надо бросить все эти предрассудки, там долги разные, приличия и обязанности, которыми вы себя опутываете, как цепями». В церковнославянском языке ударение в этом слове тоже оставалось на основе (и оставь нам долги наши). В афоризме Козьмы Пруткова: «Платя свои долги, ты тем самым их выполняешь» — каламбурно слиты в одном звуковом комплексе два омонима — долги и долги. Ср. противопоставление омонимов: духи — духи.

Напротив, у некоторых слов формы единственного и множественного числа употребляются в одном значении, как синонимы, с некоторыми экспрессивными оттенками.

Например, слово время употребляется только в формах единственного числа при всех значениях, кроме двух: 1) грамматического: форма глагола, выражающая отношение действия к настоящему, прошедшему и будущему, например: учение о временах русского глагола, 2) книжного: эпоха, период (во времена Петра Великого). Но в этом последнем значении форма времена иногда обозначает множественность (например, времена года), иногда же употребляется просто как синоним формы время со своеобразными нюансами (например: веселое время или веселые времена; с незапамятного времени или с незапамятных времен; во время оно или во времена оны и т. п.).

В других словах различие форм единственного и множественного числа создает оттенки значений слов, однако не числового, а количественного или интенсивно-качественного характера. Например: небо и небеса (месяц плывет по ночным небесам); мозг и мозги (человек с мозгами; с твоими мозгами думать не безопасно и т. д.); излишек и излишки (ср. излишек храбрости; но: излишки производства) и т. п.

Таким образом, в смысловой структуре имени существительного с формами числа связаны различия не только грамматические, но и лексико-семантические.

Категория числа в строе имени существительного, так же как и категория рода» является категорией лексико-грамматической (в отличие от форм числа имен прилагательных). При этом категория единственного числа, как категория слабая и до некоторой степени негативная, определяется в своих функциях лишь соотносительно со значениями множественного числа.

Виноградов В.В. Русский язык (грамматическое учение о слове). —

 М., 1972. — С. 130.

 

В.В. Иванова, 3.А. Потиха

Имя числительное

 

В современном русском языке числительные, образуя особую, отдельную часть речи, объединяют слова — названия чисел, совершенно разные по своему образованию, по своему исконному характеру, по типам словоизменения. Это объясняется тем, что как особая часть речи числительные сложились в относительно поздний период истории русского языка и до сих пор сохраняют многие особенности, присущие им в древнерусскую эпоху. Эти особенности связаны в первую очередь с тем, что в древ­нерусском языке слова — названия чисел не образовывали особой части речи, а относились или к прилагательным, или к существительным, или вообще еще не являлись собственно словами, а представляли собой сочетания слов определенного характера.

Прилагательными были названия чисел одинъ (одьна, одьно), дъва, (дъвЪ), три (трье), четыре (четыри). Такой их «прилагательный» характер выражался прежде всего в том, что они согласовывались в роде, числе и падеже с существительными, к которым относились: дъва (м. р.) и дъвЪ (ж. и ср. р.); они также согласовывались с существительными, выступавшими в падежных формах двойственного числа, а трье (м. р.), три (ж. и ср. р.) и четыре (м. р.), четыри (ж. и ср. р.) — с существительными, выступающими в падежных формах множественного числа: дъва стола, дъвЪ рыбЪ, дъвЪ селЪ; трье стали, три рыбы, три окна; четыре столи, четыри рыбы, четыри окна. В современном языке такие отношения не существуют.

Синтаксические признаки прилагательного полностью сохранило только числительное один, которое, сочетаясь с существительными, согласуется с ними в роде, числе и падеже. Следует отметить, что слово один может употребляться также в качестве местоимения и существительного. Например: «...в одном департаменте служил один чиновник» (Н. В. Гоголь); «Все за одного, один за всех» (пословица).

Остальные количественные числительные в им.-вин. пад., сочетаясь с существительными, выступают в роли управляющих слов, причем числительные два — четыре требуют род. пад. ед. ч. (четыре стола), а остальные чис­лительные — род. пад. мн. ч. (пять столов). Во всех косвенных падежах числительные сочетаются с существи­тельными, полностью согласуясь с ними, ср. двух столов, двумя столами. Прилагательные-определения, имеющиеся при существительных, которые сочетаются с числительными два, три, четыре, могут быть и в форме им. пад. мн. ч., и в форме род. пад. мн. ч., например: четыре отважные летчицы и четыре отважных летчика.

 В таком изменении связей чисел с относящимися к ним существительными отражается процесс формирования числительных как особой части речи. Кроме того, можно просто установить, что современный язык знает только одну форму три и четыре (т. е. было утрачено различие по родам), а форма две стала применяться только с существительными женского рода (в том, что два стало употребляться не только со словами мужского рода, но и среднего, сказалось общее сближение склонений имен этих двух родов).

Особого исторического комментирования заслуживает числительное один. Оно произошло из общеславянской формы единъ (ср. в современном русском языке единый, единственный, единица, объединение, единство и др.), которая является результатом сложения едъ и инъ; едъ выступает в значении усилительной частицы (ср. едва], а инъ первоначально обозначало 'один', далее — 'некоторый, какой-то' (ср. иной, иногда, инородный, иногородний, иносказательный, иностранный и др.). В словах инок (калька греч. слова монах), инорог сохранилось старое значение ин 'один'.

Словообразовательный элемент ин в роли суффикса мы встречаем в словах типа татарин, армянин, болгарин, хозяин, господин, гражданин, где он выступает в значении единичности.

В отличий от группы 2 — 3 — 4, слова — названия чисел от пяти до десяти, а также сорок, сто, тысяча в древнерусском языке были существительными, изменявшимися, правда, по разным типам склонения: 5–9 как существительные 3-го склонения, 10 — как существительные типа камы, ремы, 40 и 100 — как существительные 2-го склонения, а 1000 — как существительные 1-го склонения. Однако все они объединялись тем, что при этих названиях чисел относящееся к ним существительное употреб­лялось в форме род. пад. мн. ч., т. е. здесь исконно была связь управления. Эта группа числительных по существу сохранилась в современном языке без изменений, если не считать утраты падежных форм числительных 40 и 100 и перехода числительного 10 в 3-е склонение. Последний факт не требует особых комментариев, а история числительных 40 и 100 заслуживает определенного внимания.

Слово сорок по своему происхождению является су­ществительным со значением 'рубаха' (ср. совр. сорочка) или 'мешок'. В «сорок» можно было положить 40 шкурок соболей на полную шубу. Как видно, название предмета было перенесено сначала на число этих соболей, а затем вообще отвлечено от конкретности; именно так возникло числительное сорок, заменившее исконное четыредесять. Это слово, как уже говорилось, изменялось по 2-му склонению, но в истории русского языка утеряло свои падежные формы: в современном языке есть только сорок им.-вин. пад. и сорока — для косвенных падежей. Как остаток старого склонения можно привести выражение сорок сороков, где выступает форма род. пад. мн. ч. сорок.

Точно такую же утрату падежных форм при сохранении лишь сто — ста пережило и это слово — название числа (иногда еще употребляется старая форма род. пад. мн. ч. сот, например: несколько сот рублей, триста сот и т. п.).

Что же касается слова тысяча, то оно не пережило никаких изменений и в современном языке склоняется как существительное мягкой разновидности 1-го склонения.

Числительные последующих разрядов являются поздними заимствованиями: миллион — из итальянского, миллиард и биллион — из французского языка, и функционируют они как изменяемые существительные 2-го склонения. Никаких специальных исторических комментариев они не требуют.

Особого внимания заслуживают числительные 11–19, 20 — 30, 50 — 80, 200, 300, 400 и 500 — 900, так как все они представляют собой результат изменений первоначальных сочетаний разных слов — названий чисел. Именно потому, что такие первоначальные сочетания превратились в самостоятельные слова, мы и можем говорить о новых образованиях числительных; такому превращению предшествовало возникновение в сознании людей простых целых понятий об этих числах, тогда как до этого существовало понятие о сложных названиях чисел.

В древнерусском языке для обозначения количества от 11 до 19 употреблялось сочетание из трех слов: одинъ, два (двЪ), три и т. д. + предлог на + местн. пад. от десять — десяте: один-на-десяте, двЪ-на-десяте, три-на-де-сяте и т. д., т. е. один, два, три... сверх, десяти. Изменению этих сочетаний в одно слово способствовали фонетические процессы, обусловленные произношением, а именно: если первоначально ударение имели и один, два, три... и десяте, то постепенно при слитном произношении это ударение стало сохраняться только на первой части сочетания; в результате этого возникало ослабление, редукция безударных (заударных) гласных — так начало появляться произношение одинна-д-(ь)-сять; в новообразованном слове сочетание согласных ([дс]) в результате оглушения [д] изменилось в [тс], т. е. [ц]: одиннадцать[ад'инъцът']. Точно так же произошло и в остальных сло­вах этой группы (две-на-дцать; три-на-дцать и т. д.).

Современные числительные 20 и 30 тоже восходят к сочетаниям самостоятельных слов: в древнерусском языке это были сочетания два с им. пад. двойств. ч. от десять — десяти и три с им. пад. мн. ч. от десять — десяте (как говорилось уже, два и три выступали здесь как прилагательные, согласованные с десять как существительным в числе и падеже): два-десяти, три-десяте. Те же фонетические процессы, которые описывались при рассмотрении числительных 11–19, привели к современным двадцать, тридцать. Точно так же было образовано и 40: четыре-десять > четыредесят, которое было вытеснено словом сорок. Формы пятьдесят (пять + род. пад. мн. ч. десять = пятьдесят), шестьдесят, семьдесят, восемьдесят сохранились.

Теперь уже должно быть ясно, что современные числи­тельные 200, 300, 400, а также 500–900 — это тоже по происхождению сочетания двЪ + сгЪ (им. пад. двойств, ч. от сто), три и четыре + ста (им. пад. мн. ч. от сто], пять, шесть и т. д. + сот (род. пад. мн. ч. от сто).

Эти древнерусские образования, по существу, сохранились до наших дней без изменений, причем сохранилось и такое свидетельство былого их сложного состава, как склонение обеих частей данных числительных, тогда как в 11–19 и 20–30 в этом отношении ничто не указывает на исконную их сложность. Единственное преобразование двЪстЪ в двести имеет чисто фонетический характер: изменение [Ъ] в [и] в безударном слоге и совпадение [Ъ] с [е] под ударением.

Девяносто представляет собой загадочное образование. Здесь ясно только, что оно, как сорок, не исконно и появилось, как видно, вместо более старого девятьдесят. Однако способ образования слова девяносто до конца не ясен. По этому поводу высказывались разные догадки, из которых наиболее достоверной кажется следующая: девяносто возникло из сочетания девять до ста (т. е. девять десятков до сотни), которое в результате фонетического расподобления [т] и [д] и влияния девятнадцать изменилось в современное числительное. Но эта догадка, конечно, остается лишь гипотезой.

Историческое изучение имен числительных представляет для учащихся большой интерес, так как появление и развитие этой самостоятельной части речи связано с развитием человеческого общества, с расширением познания человеком окружающей действительности, с развитием отвлеченного мышления и возникновением числовых представлений. <…>

В глубокой древности числительные были непосредственно и неразрывно связаны с существительными и прилагательными и, лишь пройдя долгий путь развития, выделились в самостоятельную часть речи. Впервые М.В. Ломоносов в своей «Российской грамматике» (1755) назвал числительные особой частью речи. О былой генетической связи числительных с другими частями речи писал академик В.В. Виноградов: «Числительные в истории русского языка объединялись в самостоятельный грамматический класс, порвав старые связи с классами существительных (пять — пяти и т. д.) и отчасти (два — две, оба — обе, три, четыре, а также собирательные формы: двое, трое, четверо и т. п.) местоимений и прилагательных».

В современных числительных сохранились пережитки старинных морфологических отношений. Вот почему в грамматическом отношении числительные в настоящее время представляют довольно пеструю картину...

Необходимо обратить внимание на то, что имена числительные не имеют грамматической категории рода (кроме один — одна — одно, два — две, оба — обе, полтора — полторы). Современные числительные также не имеют грамматической категории числа (кроме один, тысяча, миллион, миллиард и т. п., которые фактически относятся к другим частям речи).

Иванов В.В., Потиха 3.А. Рассказы о русском языке. — Минск, 1985. — С. 138 — 144.